одеяла, скатывали их в тугие валики, связывали плетеными шнурами. Мужчины проверяли готовность копий и надежность крепления головки к древку, начищали мечи, затачивали клинки, с воплями размахивали ими в воздухе.

Набожа бродила по просеке в рабочем платье, исполненная душевной смуты в столь смутный день. Надо ли работницам идти в поля? Старый Кузнец, занятый приготовлениями, не отдал приказ в очередной раз очистить дальнее поле от бодяка, желгухи и конского щавеля. Она старалась хоть чем-то помогать: подтыкала выбившийся край свернутого одеяла, выравнивала осевшую груду сушеной рыбы.

Чуть позже из хижины вышел Молодой Кузнец с дюжиной копий в руках. Когда он освободился от ноши, прислонив орудия одно за другим к стене хижины, Набожу поразила мысль: возможно, это утро — последнее, когда он расхаживает по деревне. Она вдруг поняла, что должна поговорить с ним, должна сказать ему что-то, хотя сама толком не знала, что именно. Но ей казалось, что перед уходом он должен почувствовать ее уважение и доброе отношение. Какие слова они говорили друг другу в последний раз? Он сказал: «Погода устоялась», а она ответила: «Пшеница будет славная». Обмен любезностями, которые никак не могут сойти за прощание.

Выжидая удобного момента для разговора с Молодым Кузнецом, Набожа пересыпала для Кузнецов лесные орехи из сосуда в холщовый мешок. Но тут старший брат-бахвал принялся задирать Молодого Охотника. Довольно громко, чтобы кучка деревенских услышала его, бахвал заявил:

— У вас в роду сплошь трусы, поэтому вы и остаетесь, мозгляки бесхребетные. — И сплюнул в сторону черепа, висящего над дверьми Охотников.

Раздался грозный окрик Старого Кузнеца. Он подозвал сыновей и, сурово хмурясь, велел всем держать свое недовольство при себе.

— Недостойно! — проревел он, не обращая внимания на Набожу, работницу, стоявшую рядом. — Не приличествует Кузнецам! И глупо к тому же, когда наши женщины и дети остаются дома.

Он не сводил глаз со старшего сына, пока тот не опустил голову.

Затем Старый Кузнец по очереди оглядел остальных, призывая всех к послушанию. Его глаза потеплели, остановившись на Молодом Кузнеце, и он с нежностью весеннего листа тронул младшего сына за плечо.

— Идем со мной, — сказал Старый Кузнец.

Набожа смотрела, как они идут мимо кузни, как глава клана проводит пальцами по грубым бревнам низкой стены. В этом прикосновении она разглядела благоговейный трепет, нечто вроде тоски по месту, которое Старый Кузнец готовился покинуть. Они остановились поодаль, где Набожа уже не могла их слышать, но видела, как отец сжал плечо сына. Он что-то говорил Молодому Кузнецу, не ослабляя хватки, а тот старался вывернуться. Наконец сын изловчился, высвободил плечо из отцовских пальцев и зашагал к лесу.

Набожа оставила мешок с орехами и бросилась за ним.

По пути он пинал камни и хлестал палкой по кустам.

— Молодой Кузнец?

Он обернулся к ней; в глазах у него блестели слезы.

— Я останусь жить среди жен и детей, — горько бросил он. — Таскать дрова и воду, которые прежде таскала дюжина мужей.

— Ты остаешься?

— Ты думаешь, наверное, что я слабак и обуза для отца. — Он пнул комок земли.

— Я так не думаю.

— А когда они вернутся… — Молодой Кузнец покачал головой. — Будут бесконечные посиделки у костра. Хлопанье по плечам. Рассказы о сражениях, о геройстве. Байки про юго-восток, про море, которого я никогда не видел. — Он шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной ладони.

Как же ей хотелось утешить его, погладить по щеке!

— Я сказал отцу, что готов к походу, что я почти мужчина, — пробормотал он. — А он говорит, что поэтому и доверяет мне кузницу, жен и детей.

— Это огромная ответственность. Ты не должен чувствовать себя…

— Я уже сейчас сильнее обоих моих братьев. — Молодой Кузнец хлестнул палкой по зарослям папоротника в конце тропинки. — Я сказал об этом отцу. И знаешь, что он ответил? Он ответил: «И куешь лучше, чем они».

— Так все говорят. — Набожа кивнула.

— Разве это справедливо? Из-за прилежания и умения меня оставляют дома?

— Отец видит, какой ты способный.

Молодой Кузнец склонил голову набок.

— Я так рада, что ты не уходишь!

Эти слова шли от чистого сердца, но Молодой Кузнец перестал размахивать палкой, и она испугалась, что сболтнула лишнего. Вдруг парень, который открыл ей свои чувства и получил в ответ признание: «У меня давняя дружба с Арком», по-своему истолкует ее неосторожные слова?

— Идем, — поторопила она. — Они хотят выйти, пока солнце еще невысоко.

Вернувшись, они обнаружили, что припасы разделены, уложены и перевязаны плетеными шнурами, а Старый Кузнец проверяет копья, стоящие у стены хижины. Отделив три копья от остальных, он вручил их молодому Кузнецу со словами:

— Вот эти нужно подточить, прежде чем мы выйдем. Не теряй времени.

Солнце поднялось над горизонтом, и родичи Кузнеца, уже нагруженные мечами, щитами, скатанными одеялами и мехами с водой, взвалили на спину плетеные корзины с провизией. Набожа стояла, сжав руки, среди соплеменников, провожающих взглядами могучий род Кузнеца, который с грохотом и лязгом следовал прочь. Дядья и братья Молодого Кузнеца один за другим подходили к нему, что-то негромко говорили. Он кивал, несомненно обещая, что будет присматривать за обидчивым до слез сынишкой одного брата или заботиться о супруге другого, бывшей на сносях. Напоследок Старый Кузнец, прищурившись, устремил взгляд на соплеменников.

— Я оставляю сына за первого человека, — сказал он громким, ясным голосом. — До моего возвращения он будет править, как правил я.

Эти прощальные слова, несомненно, пролились в уши Молодого Кузнеца, будто дождь на свежую пашню. Теперь никто не станет считать его жалким брошенным мальчишкой: он муж, которого отец на время своего отсутствия избрал хранителем клана и всей деревни.

Затем Старый Кузнец, его братья, племянники и сыновья — все, кроме Молодого Кузнеца, — воздели над головами мечи, испустили громкий вопль и тронулись в путь.

ГЛАВА 13

ХРОМУША

Все утро мы шагаем в сторону Городища, держа направление на юго-запад. Отец тащит по корням и выбоинам нагруженную тележку, одолженную у Плотников. Теперь, освободившись от тягостного присутствия Лиса, я надеюсь почувствовать легкость, уверенность, что смогу радостно проскакать — цок-цок! — всю дорогу до города, но у меня не получается.

Вчера друид хладнокровно перерезал горло одному из щенков клана Охотников. А все потому, что Охотник стал кляузничать на моего отца: тот, мол, не имеет права идти в Городище. Лис поднял руку, приказывая Охотнику замолчать, но он не унялся и брякнул, что отец даже дороги туда не знает. При воспоминании о том, как Лис сгреб щеночка за шкирку