– Вам нравится ваша работа?

Наполеонов кивнул.

– Но она же недобрая! – вырвалось у девушки.

– Зато справедливая. К тому же, карая зло, полиция тем самым совершает добро.

– И в чем же это добро? – спросила она.

– В том, что зло не остается безнаказанным.

– И вы всегда находите преступника? – в ее голосе прозвучали нотки недоверия.

– Почти всегда, – ответил он честно.

Мирослава спустилась с крыльца и подошла к поджидавшему ее Морису.

– Как дела? – спросила она.

Он пожал плечами:

– Дом осмотрен. Но вряд ли вы с Наполеоновым ожидали, что я что-то обнаружу.

– Ты прав…

– Беседа с Осипом тоже не подарила сенсаций.

– Старик неразговорчив?

– Да, к тому же он почти все время проводит в оранжерее, мало соприкасаясь с живущими в доме людьми. Более или менее тесно общается только с Нерадько, которая является его родственницей.

– Значит, ничего?

– Кроме того, что убитую сестру горько оплакивает Мирон Порошенков.

– Оплакивает? – удивилась Мирослава.

– Да, Серафима Оскаровна слышала, как он плакал, закрывшись в своей комнате, о чем и поведала Осипу.

Мирослава вздохнула:

– У всех родственников – железное алиби. Под подозрением только прислуга… Ни у кого из служащих нет стопроцентного алиби. В обед они все были вместе, но потом разошлись. Шаткое алиби есть у Клары. Она вроде бы ждала звонка от Евгении и, когда ее позвали родственники, была на месте. Однако она могла незаметно отлучиться на какое-то время. Инну видел Порошенков во время прогулки по саду. Но потом он зашел в дом и не знает, как скоро его примеру последовала Инна и куда она отправилась. Ее мать уверяет, что Инна была в своей комнате.

– Хотела бы я посмотреть на мать, которая сказала бы что-то другое, – усмехнулась Мирослава.

– Лично мне трудно представить девушку в роли душителя, – сказал Морис.

– Мне тоже, – согласилась она.

– Но зачем вообще обслуге убивать Евгению?

– Причины могут быть разные.

– Например?

– Месть.

– За что?

Мирослава пожала плечами:

– Или ревность…

– Ревность садовника или шофера? – рассмеялся Миндаугас.

– Они – тоже люди. Вдруг Евгения их осчастливила и пообещала продолжить отношения…

– Они оба собираются жениться, – напомнил Морис.

– Одно другому не мешает, – философски заметила Мирослава.

Морис скептически усмехнулся:

– Тогда остается Верещак…

– Ему вроде бы тоже нет смысла убивать возлюбленную, тем более после расторжения ее помолвки с Репьевым, когда у Адама появился реальный шанс отвести девушку под венец.

– Сомневаюсь, что Бельтюков дал бы разрешение на этот брак. А между деньгами и любовью Евгения скорее всего выбрала бы деньги отца.

– А вы? – неожиданно спросил он.

– Что я? – удивилась она.

– Что бы вы выбрали между деньгами и любовью?

– Кажется, ты забываешь, что деньги я зарабатываю сама, – усмехнулась она.

– А если бы у вас был богатый отец?

– Морис, отстань!

– И все-таки?

– Я бы в любом случае предпочла зарабатывать сама. Так надежнее, и уважение к себе растет.

– А что с любовью?

– Знаешь, Морис, – сказала она, – я подозреваю, что эта романтическая усадьба, – она кивнула на дом и сад, – оказала на тебя расслабляющее действие.

И добавила, столкнув с дорожки сухой лист:

– Или тебе пора жениться.

– Я бы женился, – проговорил он задумчиво.

– В чем же проблема?

– В невесте.

– Она что, против? – фыркнула Мирослава.

– Нет, – ответил Миндаугас серьезно, – просто она пока еще не знает, что она моя невеста.

– Сочувствую…

– Кому?

– Вам обоим…

– А по-моему, мы с ней будем счастливой парой.

– Дай-то бог.

В воздухе пахло мокрыми листьями.

Ветки садовых деревьев четко прорисовывались на фоне неба.

Мирослава с наслаждением вдохнула опьяняюще чистый воздух и сказала:

– Пойдем-ка лучше посмотрим на клумбу.

Он сразу понял, о какой именно клумбе она говорит, и согласно кивнул.

В это время на крыльце появился следователь и окликнул детективов.

Они повернулись почти одновременно.

– Смотри, – сказала Мирослава, – какой у Шуры довольный вид, не иначе, кто-то проявил милосердие и накормил его.

Морис не смог удержаться от улыбки, так как вид у Наполеонова и впрямь был как у деревенского кота, объевшегося сметаной.

– Чего шушукаемся и сияем? – спросил он, переведя взгляд с одного лица на другое.

– Так, ничего особенного, – отозвалась Волгина, так и не стерев с губ улыбку.

– Ну, ну… Куда направляетесь?

– К клумбе.

– Прогуляюсь-ка я с вами.

Они втроем подошли к клумбе, с которой уже был сделан слепок подошвы, отпечатавшейся на рыхлой земле.

Следы и сейчас были отчетливо видны. Мирослава присела на корточки и стала внимательно их рассматривать.

Минуты через две она спросила:

– Ребята, а вам ничего не кажется странным?

– Что ты имеешь в виду?

– У меня складывается впечатление, что следы слишком глубокие.

– Так почва рыхлая…

– Или для того, чтобы их оставить, специально надавили…

– Может быть, злоумышленник подпрыгнул…

– Зачем?

– Чтобы зацепиться за плющ…

– Плющ начинается у самой земли. Зачем же прыгать?

– Чтобы уцепиться повыше…

Мирослава скептически посмотрела на Шуру:

– Не вижу в этом смысла.

– Но, судя по следам, он все-таки прыгнул.

– Не знаю.

– И заметь, что Верещак сразу скрылся. Если он невиновен, то зачем бежать?

– У нас нет доказательств, что он сбежал.

– Однако дома его нет, на работу он не вышел. Директор и администратор – в бешенстве. Им пришлось снимать его номер, который пользовался большой популярностью у зрителей.