Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жаль, что мало удалось поговорить, — признается Крис. — Я вернулся из Парижа три недели назад и заходил сюда несколько раз, однако Диего застал впервые. — Он кивает в сторону моей тарелки. — Ну и как вам натюрморт?
С удовольствием вдыхаю густой аромат блюда.
— И выглядит, и пахнет поистине божественно.
Он берет лайм и выжимает на край тарелки.
— Попробуйте вот так: будет еще вкуснее.
— Ни разу не добавляла в такос лайм, но с удовольствием рискну.
Следую его примеру и радуюсь смене темы: беседовать о лайме намного безопаснее, чем отвечать на приглашение позировать.
— Прежде чем начнете есть, хочу предупредить: остро означает остро. По-настоящему остро. Так что если не уверены в собственных силах, лучше…
Я слишком голодна, чтобы прислушаться к мудрому совету. Подчиняясь опрометчивому требованию желудка, беру лепешку и открываю рот.
— Подождите! — восклицает Крис, однако поздно: остановиться я уже не в состоянии, даже если бы хотела это сделать. А я не хочу.
Огонь обжигает рот и стремительно проникает в горло. Проглотить кусок не позволяет резкое удушье. О Господи! Да, я просила принести огонь, но не в буквальном же смысле! Бросаю лепешку обратно в тарелку, одной рукой судорожно сжимаю салфетку, а другой хватаюсь за горло.
Крис поспешно придвигает свое пиво, и теперь я уже не отказываюсь. С жадностью хватаю бутылку, делаю несколько отчаянных глотков. Помогает. Теперь по крайней мере можно дышать. Пожар понемногу отступает.
— Не надо было говорить, чтобы принесли огонь.
Снова прикладываюсь к горлышку: холодный горький напиток облегчает муки. Сознание постепенно возвращается. Перевожу виноватый взгляд с полупустой бутылки на Криса. Сначала опозорилась, а потом бессовестно выпила его пиво. Ставлю остатки на его половину стола.
— Простите, совсем забылась. — Ну почему, почему рядом с этим человеком я постоянно веду себя по-дурацки?
Он улыбается и подносит бутылку к губам. Словно зачарованная, наблюдаю за движением мускулов шеи при каждом глотке. Отлично понимаю, насколько это интимно: вдвоем пить из одной бутылки. На месте его губ только что были мои. Он опускает пустую бутылку на стол и прямо смотрит в глаза. Напряженный взгляд красноречиво говорит, что я не одинока в своих мыслях.
— У вас настоящий талант заставать меня в самых неловких ситуациях, — бормочу хриплым голосом: наверное, подействовала острая пища… или сам факт существования на земле этого человека.
— Я же сказал, что предпочитаю считать это особым талантом вас спасать.
«Меня спасать». Эти слова он произносит уже второй раз; они звучат с особым смыслом, проникают в душу. Тотчас упрямо поднимает безобразную голову давным-давно подавленное чувство. Я не нуждаюсь ни в участии, ни в помощи! Разве не так? Но в самой глубине сознания, куда добралось слово «спасение», звучит ответ: «Да, да, да, спасение тебе необходимо! Ты хочешь, чтобы тебя спасали, чтобы заботились о тебе!» Выпрямляюсь и, держа руки под столом, на коленях, переплетаю пальцы. Молча пытаюсь укротить внутренний голос. Нет. Нет. Нет. Не хочу, чтобы кто-нибудь меня спасал. Не нуждаюсь в спасении ни сейчас, ни впредь — больше никогда.
Крис показывает в сторону кухни.
— Диего, можно повторить заказ Сары, только без огненного соуса?
После недолгого разговора по-испански он снова поворачивается ко мне и пристально смотрит в лицо, словно пытается прочитать настроение. Что ж, желаю удачи! Я и сама не понимаю собственных ощущений.
— Как поживает ваш рот?
Облизываю горящие губы, и он следит за мной темным тяжелым взглядом, от которого становится не по себе.
— Прекрасно, — бурчу в ответ. — Но вашей заслуги в этом нет. Могли бы предупредить, что блюдо зверски острое.
— Ясно помню, что предупреждал.
— Надо было проявить настойчивость. Я же жутко хотела есть.
— Почему в прошедшем времени? Разве чувство голода притупилось?
— Язык обожжен и уже вряд ли когда-нибудь вернется в нормальное состояние, и все же, конечно, голодна.
— И я тоже, — тихо, мягко говорит Крис. — Безумно голоден.
В горле пересыхает, теперь уже по-настоящему. Куда серьезнее, чем в те несколько раз, когда он заставлял меня испытать что-то подобное. В воздухе щелкают электрические разряды; странно, что нет искр. Каждой клеточкой ощущаю настойчивую близость этого человека, а ведь он даже не прикоснулся ко мне. Не помню, чтобы хоть раз в жизни мужчина действовал на меня подобным образом. Не хочу списывать свое впечатление на игру воображения и в то же время не уверена, что действительно готова принадлежать Крису. Еще недавно казалось, что не может быть ни малейшего сомнения, и вот внезапно все изменилось.
Отчаянно пытаюсь перевести разговор на иную тему и хватаюсь за самую очевидную соломинку:
— Ешьте, а то остынет.
— Сеньора. — Диего спешит забрать мою тарелку. — Как вы себя чувствуете? Наш огонь — настоящий огонь. — Он укоризненно смотрит на Криса. — Полагал, что сеньор Мерит вас предупредит.
Крис поднимает руки и пытается оправдаться:
— Эй, я предупреждал!
— Но уже после того, как я откусила! — нападаю, радуясь возможности вступить в коалицию с Диего и доставить мучителю несколько неприятных минут. Может быть, мое смущение слегка притупится?
— До того, как откусили, — настойчиво поправляет Крис.
Диего смотрит на него и огорченно произносит несколько испанских слов, а потом снова поворачивается ко мне.
— Следовало предупредить вас заранее. Искренне сожалею о недоразумении, сеньора.
— Не беспокойтесь и перестаньте извиняться, — требую я. — Чувствую себя прекрасно… ну, или буду чувствовать прекрасно, как только вы оба перестанете разглядывать меня в упор.
Появляется официант, ставит передо мной новую тарелку, забирает у Диего старую и уходит.
— Я велел положить два соуса, на выбор, — поясняет повар. — Зеленый совсем нежгучий, а красный — средней остроты. Ни один не доставит неприятных ощущений.
Благодарно киваю:
— Спасибо, Диего. Я сама виновата: прежде чем наброситься на незнакомую еду, надо было осторожно попробовать. Но блюдо и выглядело, и пахло так аппетитно, что утерпеть было невозможно.
Автор кулинарного шедевра розовеет от смущения, но еще не меньше минуты в тревоге стоит возле стола. Наконец немного успокаивается, уходит на кухню и оставляет меня во власти блестящего, невозможно притягательного художника, который из-за моих страданий до сих пор не проглотил ни кусочка.
— Ешьте, пожалуйста, — напоминаю, чтобы переключить внимание. — Теперь уже совсем остыло.
— Сначала попробуйте и убедитесь, что на сей раз все нормально.