Невинность и страсть - Лиза Рене Джонс

Среда, 7 марта 2012 года

«Опасный.

Несколько месяцев подряд по ночам в сладких и страшных снах мне мерещится, насколько точно он воплощает это слово. В окутанной туманом забытья параллельной реальности тревожит меня его терпкий мужественный запах, не дают покоя воспоминания о сильном, мускулистом теле. Волнует его сладкий и чувственный вкус — словно некто настойчиво предлагает попробовать кусочек молочного шоколада. И еще. Хорошо, что я забываю простую истину: за излишества приходится платить. Цена назначена. Цена существует всегда. В субботу вечером жизнь об этом напомнила. И теперь я точно знаю: что бы он ни говорил, что бы ни делал, я никогда и ни за что не встречусь с ним снова.

Все началось точно так же, как обычно начинаются наши с ним эротические приключения, — неожиданно, непредсказуемо. Трудно вспомнить, когда именно произошел сбой. Когда события приняли столь мрачный оборот.

Он приказал раздеться, сесть на кровать возле изголовья и широко раздвинуть ноги, чтобы было лучше видно. Обнаженная, беззащитная, я дрожала от желания. Еще ни разу в жизни ни один мужчина не командовал мной, и уж абсолютно точно я не собиралась ни перед кем дрожать. Но с ним получилось иначе.

Если субботний вечер что-то и доказал, то только то, что пока я с ним, во власти его чар, он вправе требовать любых, самых унизительных безумств, и я безропотно подчинюсь. Он способен довести до крайности, толкнуть на такие поступки, которые в обычном состоянии мне невозможно даже представить. Вот почему встречаться нам больше ни в коем случае нельзя. Рядом с ним я чувствую себя одержимой — но самое ужасное, что ощущение безумия мне нравится. Не могу объяснить, откуда оно берется, хотя мечтаю испытать снова. Знаю одно: как только в субботу я увидела его возле кровати — широкоплечего, мускулистого, с невероятной эрекцией, — то безвозвратно растворилась в вожделении.

Выглядел он величественно. Честное слово, такого потрясающего мужчину я еще не встречала. Бешеная страсть вспыхнула мгновенно. Хотелось близости, его прикосновений. Хотелось прикасаться самой. Но теперь я знаю, что нельзя трогать его без особого на то позволения. И даже нельзя умолять о снисхождении.

Прошлые встречи многому научили. Мольбы приносят ему слишком острое наслаждение и заставляют оттягивать мое удовлетворение до тех пор, пока я не начну трястись от нетерпения, пока не превращусь в безвольное, слезливое существо. Ему нравится властвовать, нравится испытывать превосходство. Мне следует его ненавидеть, но вместо этого все чаще кажется, что я его люблю.

Повязка на глазах должна была бы предупредить об опасности, подсказать, на какую скользкую тропинку ступаю. Сейчас я понимаю, что так оно и было. Он бросил шелковый шарф на постель как вызов, и сразу стало холодно. Казалось бы, одна лишь мысль о невозможности видеть, что происходит, должна возбуждать — и действительно возбуждала, но в то же время необъяснимо пугала. Да, я боялась, а потому меня одолевали сомнения.

Это ему не понравилось, о чем он сообщил глубоким бархатным баритоном, от звука которого я сразу начала беспомощно дрожать. Необходимость доставить ему удовольствие оказалась непреодолимой, и я послушно завязала глаза.

В награду тут же почувствовала, как под его весом промялся матрас. Он шел ко мне. А вскоре оказалось, что и я тоже иду к нему. Его ладони властно скользнули вверх по ногам. Пообещали, завлекли и… замерли возле самой цели.

Все, что случилось дальше, похоже на вихрь неясных ощущений. Он опрокинул меня на спину. Сейчас, еще несколько секунд… скоро он войдет в меня. Скоро я получу то, в чем так отчаянно нуждаюсь. Но нет, он отстранился, исчез.

Через мгновение послышался щелчок замка. Я импульсивно села и позвала его, мне было страшно остаться одной. Наверное, я что-то сделала не так, чем-то обидела его. Но нет, на живот легла теплая ладонь. Должно быть, щелчок лишь померещился. Да, конечно. Однако в воздухе возникло едва заметное напряжение — угроза, совсем для него не характерная. Впрочем, мысль об этом тут же сменилась ощущением счастья: он расположился между ног, сильным движением приподнял мои руки, завел за голову, согрел дыханием шею. Тяжелое прекрасное мужское тело.

Шелковые путы приторочили запястья к прутьям кровати. Мне и в голову не пришло, что это сделал не он, а кто-то другой. Он оставался на мне и не смог бы дотянуться до ладоней. Зато в его власти оказались моя плоть и мой разум, а сама я превратилась в покорную жертву. Вот он снова отстранился, и я всхлипнула от внезапного одиночества. Опять настала тишина. Послышался легкий шелест ткани, потом раздались еще какие-то странные звуки. Медленно тянулись секунды. По коже безжалостно расползался холод, а в животе, словно ядовитая змея, клубком свернулся ужас.

А потом наступил момент, который даже вспомнить страшно. К губам прикоснулось ледяное лезвие. И он пообещал, что боль принесет наслаждение. Лезвие скользнуло по коже, словно доказывая серьезность намерений. И тогда я поняла, что ошиблась. Он не опасен и даже не похож на шоколад. Он — смертельный наркотик. Внезапно стало казаться, что…»

Стук в дверь застает врасплох и заставляет прервать интригующее чтение. От неожиданности едва не бросаю дневник на пол. Виновато захлопываю тетрадь и кладу на кофейный столик — туда, где накануне ее оставила Элла Фергюсон, моя соседка и близкая подруга. Я вовсе не хотела читать чужие откровения. Просто… просто дневник почему-то оказался здесь, в моей комнате, на моем столе. Я рассеянно его открыла, невзначай взглянула на страницу и была до такой степени шокирована увиденным, что не поверила собственным глазам. Неужели вот это написала моя милая простушка Элла? Несколько секунд я помедлила, но, несмотря на угрызения совести, все-таки продолжила чтение. Просто не смогла остановиться, сама не знаю почему. Полная бессмыслица! Я, Сара Макмиллан, преподаю английский язык в старших классах школы и никогда не лезу в чужую личную жизнь. К тому же подобные темы совсем меня не интересуют. По дороге к двери пытаюсь это себе доказать, однако красноречивое жжение в животе говорит об ином.

Прежде чем открыть замок, на миг останавливаюсь и прижимаю ладони к щекам: лицо пылает. Может быть, неизвестный посетитель, не дождавшись меня, уйдет? Даю себе слово, что больше ни при каких обстоятельствах не вернусь к дневнику, хотя в глубине души понимаю, что искушение слишком велико. О Господи! Точно так же, должно быть, чувствовала себя Элла, описывая на этих страницах недавно пережитое событие. Рассказ получился до того искренним и ярким, что кажется, будто это я сама трепещу в предвкушении новых острых ощущений. Что и говорить, женщине двадцати восьми лет от роду не пристало так долго жить без секса. Но хуже всего то, что я самовольно вторглась в личное пространство дорогого мне человека.

Настойчивый стук повторяется. Судя по всему, незваный гость добровольно не сдастся. Собираюсь с духом и одергиваю легкое голубое платье, которое так и не сняла, вернувшись с последнего в летнем семестре урока английского языка в десятом классе. Глубоко вздыхаю и открываю дверь. Прохладный ночной воздух (а у нас в Сан-Франциско ночи не балуют теплом круглый год) дразнит распущенные по плечам длинные темные волосы. К счастью, он же немного освежает горящую кожу. Что со мной происходит? Разве мог так подействовать чужой дневник?