Глубоко вдыхаю влажный морской воздух, прислушиваюсь, осматриваюсь, впитываю атмосферу художественного квартала. Жизнь кипит: салоны, музеи, многочисленные галереи полны посетителей. Сама я редко сюда выбираюсь — просто не могу. Даже воздух напоминает о мечтах, которые так и остались мечтами. Да, в последний раз восхититься необыкновенной аурой Маркет-стрит довелось почти год назад. Архитектура здесь удивительная: новые сверкающие зеркалами конструкции соседствуют со старыми торговыми складами, талантливо превращенными в жилые дома и офисы. Сами по себе эти здания выглядят такими же произведениями искусства, как украшающие их стены скульптуры и рисунки. Здесь я ощущаю себя по-особому — как будто мгновенно оживаю, но очень не люблю чувство печального одиночества, которое возникает в душе, когда приходится отсюда уезжать.

Подхожу к галерее и останавливаюсь, чтобы посмотреть на группу элегантных людей, которые со спокойным достоинством проходят сквозь стеклянные двери, по торжественному случаю украшенные серебристыми гирляндами. Над входом горят причудливо танцующие красные буквы: «Аллюр».

Нервничаю, хотя и не могу объяснить почему. Люблю современную живопись, на которой специализируется галерея, люблю открывать для себя новых художников и встречаться с уже известными, успешными мастерами, чьи работы знаю и ценю. И все же чувствую, что нервы разыгрались не на шутку. Мне неловко в этом мире, но ведь это не мой мир. Он принадлежит Ребекке, а я попала сюда только из-за нее.

Быстрый взгляд на миниатюрные, ручной работы золотые часики на запястье, также купленные на причале, подсказывает, что спешить некуда. Семь сорок пять, а это означает, что остается целых пятнадцать минут до того грандиозного момента, когда Рикко Альварес представит публике новую картину, которая затем будет выставлена в галерее, а в конце недели поступит на благотворительный аукцион. Ах, какое счастье купить оригинальную работу Альвареса! Увы, подобное удовольствие доступно лишь избранным, хотя мечтать никто не запрещает.

Нетерпение гонит вперед, и я спешу к сияющему входу. Молодая брюнетка в простом черном платье с улыбкой открывает дверь.

— Добро пожаловать.

Улыбаюсь в ответ и прохожу мимо девушки. На вид ей двадцать с небольшим, и все ее существо излучает тревожную энергию, которая, кажется, кричит: «Я здесь новенькая и плохо понимаю, что делаю». Нет, это не Ребекка; та непременно окажется личностью смелой и уверенной в себе. Волнение молодой сотрудницы мгновенно вызывает к жизни учительский инстинкт; с трудом подавляю желание обнять и заверить, что все идет прекрасно. Я вообще много обнимаюсь. Эта забавная черта досталась в наследство от мамы, так же как и любовь к живописи. Вот только талант ее ко мне почему-то не перешел.

От навязчивого покровительства девушку спасают звуки рояля: музыка доносится издалека и привлекает внимание к залу. Смотрю и проникаюсь благоговейным трепетом. Я не впервые попадаю в огромную — площадью в четыре тысячи квадратных футов — галерею «Аллюр», однако впечатление от этого не блекнет.

Выставочное пространство потрясает сверкающей белизной. Стены подобны свежевыпавшему снегу, пол словно усыпан бриллиантами. Блестящие разделительные стенки причудливо извиваются подобно абстрактным волнам, и каждую украшает яркая, притягивающая взгляд картина.

Отворачиваюсь от завораживающего зрелища: дело прежде всего. Протягиваю билет даме за конторкой — высокой, элегантной, с длинными черными волосами.

— Ребекка? — спрашиваю с надеждой.

— Нет, простите, — отвечает она. — Меня зовут Тесс. — Поднимает взгляд и сквозь стеклянную дверь смотрит на очередного гостя, которым должна немедленно заняться. Терпеливо жду: а вдруг эта эффектная особа поможет связаться с Ребеккой? Внимательно слушаю, как она любезно направляет нового посетителя к небольшой лестнице, ведущей туда, откуда доносится музыка и где Рикко Альварес будет представлять очередной шедевр. — Простите, что заставила ждать. — Тесс снова обращается ко мне. — Вы спрашивали Ребекку. К сожалению, сегодня ее не будет. Могу ли чем-нибудь помочь?

Разочарование переполняет душу. Человек, подобный мисс Мэйсон, не может и не должен пропустить выставку Альвареса. Остается одно: убедиться, что с Ребеккой не случилось ничего ужасного. Надо срочно притвориться ее знакомой и придумать какую-нибудь сентиментальную историю.

— Дело в том, что моя сестра — давняя приятельница Ребекки — поручила передать привет и новый номер телефона. Она уверена, что Ребекка неизменно присутствует на таких важных выставках, и очень расстроится, если я с ней не встречусь.

— О! Право, мне очень жаль. — Тесс действительно выглядит встревоженной. — Я здесь не только недавно, но и работаю от случая к случаю, когда необходимо кого-нибудь заменить, а потому подробностей не знаю. Кажется, мисс Мэйсон взяла отпуск по личным обстоятельствам. Мистер Комптон сможет сказать наверняка.

— Мистер Комптон?

— Управляющий галереей, — поясняет Тесс. — С минуты на минуту начнется презентация, но потом, если хотите, с удовольствием вас ему представлю.

Вежливо киваю:

— Да, пожалуйста. Это было бы замечательно.

Музыка неожиданно обрывается.

— Пора, — сообщает Тесс. — Народу пришло много, так что советую поспешить занять место. Не волнуйтесь, непременно помогу вам встретиться с Марком.

Вновь пронзает нервная дрожь.

— Большое спасибо, — благодарю напоследок и направляюсь к рядам кресел. Поверить не могу, что сейчас увижу новую картину Альвареса, к тому же представленную самим автором.

Одетый во фрак капельдинер приветствует гостей возле лестницы и помогает найти свободное место. А помощь действительно необходима: в просторном алькове перед небольшой сценой поместилось по меньшей мере двести кресел, и почти все они заняты.

Протискиваюсь в средний ряд, между мужчиной, весь облик которого, от длинных светлых волос до джинсов и блейзера, выражает богемный протест, и женщиной пятидесяти с лишним лет, не скрывающей раздражения по поводу доставленного беспокойства. Невольно замечаю, что мужчина невероятно привлекателен — и это при том, что на меня трудно произвести впечатление. Слишком хорошо знаю, что красота мужчин чаще всего ограничивается эффектной внешностью.

— А вы поздно, — замечает мой сосед таким тоном, словно мы давно знакомы, и слегка улыбается. От нечаянной улыбки зеленые глаза лукаво прищуриваются и загораются озорным светом. Прикидываю возраст: тридцать пять. Нет, тридцать три. Я редко ошибаюсь в возрасте и хорошо понимаю людей. Ученики в школе нередко убеждаются в моих опасных способностях, когда затевают очередное хулиганство.

Улыбаюсь в ответ и сразу чувствую себя раскованно, хотя обычно, если говорю с подростками, предпочитаю держать дистанцию.

— А вы, судя по всему, так спешили, что даже забыли надеть фрак, — замечаю шутливо и спрашиваю себя, как ему вообще удалось пробраться сюда в таком виде.

Он проводит ладонью по светлой щетине на щеках — пока еще однодневной, но явно приближающейся ко второму дню.