— Нет уж, спасибо! — возражаю решительно. — Не собираюсь ничего пробовать, пока вы смотрите и ждете нового провала.

Крис лукаво улыбается:

— А мне нравится смотреть. Вы пробуждаете мое творческое начало.

От напоминания о рисунке бросает в жар.

— Но смотреть на меня и при этом есть самому не удастся.

— Мог бы оспорить утверждение, но чтобы вы наконец взялись за дело, готов прекратить наблюдение и составить вам компанию. — В последних словах прозвучал подтекст… или мне показалось?

— Прекрасно, — соглашаюсь я. — Давайте есть вместе.

Губы его вздрагивают в улыбке, и я улыбаюсь в ответ. Продолжая смотреть друг на друга, берем каждый по лепешке и отводим взгляд только после первого кусочка. В этот раз во рту расцветает божественный вкус, и от удовольствия я издаю звук, похожий то ли на стон, то ли на мычание. Одно из двух: или Диего действительно непревзойденный повар, или я до такой степени проголодалась, что для счастья хватает малого.

Крис невозмутимо проглатывает свой огненный соус и смотрит на меня с выражением, которое нельзя назвать иначе, как голодным.

— Полагаю, подобная реакция означает удовлетворение?

Меня снова бросает в жар, причем в этот раз особенно страдают отдельные части тела — тем более уязвимые, что находимся мы в общественном месте.

— Как вам сказать? — отвечаю, собравшись с силами. — Окончание голодовки можно смело назвать восхитительным. — Осторожно пробую ложкой зеленый соус. — О, и это тоже замечательно! Лучше невозможно представить.

Мерит протягивает мне пиво и предлагает сделать еще глоток, словно хочет напомнить, что мы только что пили из одного горлышка. Смотрю на бутылку и вспоминаю его губы в том самом месте, где лишь недавно побывали мои.

— Нет, спасибо.

Пару мгновений он продолжает держать передо мной пиво, а потом медленно поднимает бутылку и делает большой, неспешный глоток. И снова движение кадыка на сильной шее отдается в глубине моего существа. Что же он со мной делает?

Крис ставит пиво на стол, и я торопливо, виновато возвращаюсь к своим такос. Он следует моему примеру, и в голове снова возникают вопросы, которые мне давно хочется задать. Когда он работает? Где пишет свои картины? Что пробуждает вдохновение? Как выглядит его любимая кисть? Понимаю, что все эти банальности он слышал уже миллион раз и вряд ли захочет обсуждать в миллион первый, а потому молчу.

— Из этого угла очень удобно наблюдать за людьми, — замечает Крис.

Смотрю на мелькающие за окном сценки и думаю о том, какое черно-белое существование веду, хотя мечтаю жить ярко. В уютном молчании следим за быстро сменяющимися картинками. Вот проходят, крепко держась за руки, мужчина и женщина. Вот молодая мама безуспешно пытается заставить сынишку надеть куртку. А вот девушка сжимает воротник жакета и, кажется, плачет.

Крис поворачивается ко мне.

— У каждого своя история. В чем же заключается ваша, Сара Макмиллан?

Вопрос застает врасплох, и первым на ум приходит ответ, произносить который вслух совсем не хочется: у меня нет истории; во всяком случае, такой, которой я готова с ним поделиться.

— Я всего лишь простая девушка, а свободное от основной работы время пытаюсь провести ближе к живописи, которую люблю с детства.

— Расскажите о себе что-нибудь, чего я еще не знаю.

— Во мне нет ни единой творческой искры, поэтому приходится жить за счет чужого вдохновения.

— Позвольте написать ваш портрет, и вы станете источником этого вдохновения.

Кусаю губы в мучительных сомнениях.

— Не знаю.

— Чего же здесь не знать?

— Ужасно страшно позировать такому знаменитому художнику. Вам наверняка это известно.

— Я всего лишь человек с кистью в руках, Сара. Ничего больше.

— Вы не просто человек с кистью в руках. — Немного опускаю взгляд и впервые замечаю на подбородке шрам: он тянется к уху почти на три дюйма. Интересно, как это случилось? Что за человек скрывается за огромным талантом? Снова смотрю в зеленую глубину глаз, перед притягательной силой которых невозможно устоять. — А какова ваша история, Крис?

— Моя история живет на моих полотнах, где очень хочу видеть вас.

Зачем же так настаивать?

— А можно… подумать?

— Пожалуйста; ровно до тех пор, пока мне будет позволено вас уговаривать.

Пользуюсь удобной зацепкой и задаю жизненно важный вопрос:

— Сколько вы пробудете в городе?

— До тех пор, пока не почувствую, что нужно уезжать.

— Значит, у вас нет определенных месяцев, которые проводите здесь или в Париже?

— Живу там, где считаю нужным, с одним исключением: каждый октябрь обязательно участвую в ежегодной благотворительной выставке в Лувре.

— Там, где хранится «Мона Лиза»! — Даже не пытаюсь скрыть острую тоску. За один лишь взгляд на «Мону Лизу» готова умереть.

— Да. Вы ее когда-нибудь видели?

— Ни разу не выезжала из Штатов, а о знаменитых парижских музеях даже мечтать не могла. Если честно, то, кроме Сан-Франциско, была только в штате Невада, в родном городке.

— Это недопустимо! Жизнь слишком коротка, а мир слишком велик и полон прекрасных произведений искусства, чтобы не увидеть все, что можно.

— Живопись обладает магическим свойством дарить зрителю впечатления и чувства, которые сам он никогда не смог бы испытать. Я имела счастье видеть Париж вашими глазами. — Вспоминаю фреску в кабинете Комптона, однако тут же умолкаю. Не хочется терять легкий тон беседы.

— Звучит так, словно вы убеждаете себя, что не хотите путешествовать, хотя на самом деле очень даже хотите.

Ой! Едва не вздрагиваю. Опять разговор на острие ножа. Сначала о том, почему и зачем работаю в школе, теперь вот об этом.

— Некоторые из здесь присутствующих не настолько богаты и знамениты, чтобы без конца носиться по миру.

— Ой! — восклицает Крис, вслух повторяя мой тайный возглас. — Больно!

— И очень хорошо, что больно, потому что с вашей стороны было крайне нетактично подчеркнуть, что вы имеете возможность увидеть мир, а я нет, мистер Богатый и Знаменитый Художник.

Крис вскидывает брови.

— Который так круто смотрится в кожаном пиджаке.

— И каким же образом это обстоятельство влияет на ситуацию?

— Могу предложить показать вам Париж.

С сомнением прищуриваюсь. Неужели он только что пригласил в гости? Нет, не может быть. Просто вкладываю в слова несуществующий смысл.

— Париж — слишком смелая заявка. Пока что назначила себе первым пунктом Нью-Йорк.