На Кайле были темный пиджак и светлая рубашка – униформа, видимо; шагал детектив Донован размеренно и неторопливо, на крыльцо поднимался через ступеньку. Жевал резинку. И впервые казался взволнованным. Или встревоженным. Я и сама была на грани, чувствовала, как увязаю в этой истории все глубже.

Я раздвинула двери, выдавила из себя непринужденную улыбку в ответ на улыбку гостя. Однако, как только Кайл вошел, его нервозность растаяла, и моя тоже. Было приятно смотреть на него немного снизу, вдыхать запах мятной жевательной резинки, ощущать легкое прикосновение к талии, когда он меня обходил. Я влипла.

Кайл сел, я налила ему воды. Даже спиной я ощущала на себе его взгляд. Мне вдруг расхотелось начинать серьезный разговор. Копы похожи на журналистов – умеют расставлять приоритеты.

Я намеренно не садилась, тянула время.

– Как ваши дела? – спросил Кайл.

– Хорошо, учитывая обстоятельства.

Он кивнул, сел прямо.

– По поводу обстоятельств… Хочу кое-что показать.

– Давайте. – Я опустилась в кресло напротив.

Кайл придвинул ко мне фото мужчины.

– Вы видели этого человека раньше?

Переключатель щелкнул, поехали.

У мужчины были волосы песочного цвета, длиной чуть выше плеч; узкое угловатое лицо и тускло-серые глаза.

– Это он. Кавалер Эмми. – Наши с Кайлом глаза встретились, он склонил голову набок. – Джим.

Однако Кайл явно не разделял моего энтузиазма. Уголки его губ поползли вниз.

– Джеймс Финли. Действительно работал в «Брейк-Маунтин», как вы и предполагали. Именно он перестал выходить на работу, именно ему нашли замену.

– О… – протянула я. Не Эмми, значит. Никаких следов Эмми. – Все равно, это ведь зацепка?

– Вы с ним когда-нибудь разговаривали, Лия?

– Только по телефону. Записывала сообщения для Эмми.

– А лично?

– Нет. Я видела его лишь несколько раз, когда он уходил. Или высаживал Эмми возле дома.

– Джеймс Финли привлекался за правонарушения, – произнес Кайл, и я окаменела. Он поднял руку. – Не насилие, нет-нет. Но привлекался.

– Какие правонарушения?

– Проникновение со взломом, подделка чеков, нарушение общественного порядка в нетрезвом виде. Классика для всяких отбросов общества.

– Думаете… – Я сглотнула. – Думаете, он с ней что-то сделал?

– Я не знаю, что думать, Лия. Мы уже занимаемся Финли. Его привезут в участок и допросят.

Я поставила локти на стол, сжала большими пальцами виски. Джеймс Финли бывал в моем доме. Здесь. Может даже, пока я спала. Может, стоял прямо за дверью спальни. Вдруг Финли подсмотрел, как Эмми прячет ключи под крыльцом? Вдруг разозлился на нее – за непостоянство, за привычку забывать старых знакомых?

Я должна была заметить. Она должна была заметить. Что я знала об Эмми и Джиме как о паре? Я попробовала вспомнить, задним числом отыскать настораживающие признаки.

…Раннее утро, меня разбудили тихие голоса из спальни Эмми, мужской смех.

– Ш-ш, тебе пора, – сказала она, твердо и решительно.

– Точно? – Вновь смех.

Зазвонил мой будильник, я ждала у себя в комнате. Ждала, пока мужчина уйдет. Ждала, пока стихнут его шаги в коридоре. Я вышла, как только услышала стук закрывшейся двери; гость оставил за собой запах сигарет и меда – тяжелый, сладковатый. Я наблюдала сквозь раздвижные двери, как незнакомец натянул пиджак, заправил за ухо длинные волосы. В стекле позади меня возникло отражение Эмми.

– Моя машина сломалась, и он меня подвез, – заявила она.

– Эвфемизм? – рассмеялась я.

Я посмотрела на ее отражение, увидела, как на лице расцветает улыбка, услышала смех Эмми за мгновение до того, как он прозвучал.

– Джим, – сообщила она, будто я у нее выпытала.

Я смахнула это имя в архив, к списку других, ничего не значащих имен: Джон и Кертис, Леви, Тед и Оуэн – сказано и вскоре забыто.

Новый кавалер позвонил в тот же день, попросил к телефону Эмми и назвался, а я едва не сказала: «Она тебе не перезвонит. Забудь».

Поэтому я была удивлена, увидев Джима вновь – и вновь. Я удивлялась, когда его машина тормозила на нашей подъездной дорожке и высаживала Эмми. Когда голос Джима слышался рано утром или среди ночи. Когда Эмми не отрывалась от него, уснувшего, и не стучала ко мне в поисках спасения. Когда я царапала имя Джима на клейких листочках и прихлопывала их к стене, а Эмми потом тихо, неразборчиво говорила по телефону, унеся его подальше, на всю длину шнура…

– Лия? – Кайл тыкал в какую-то бумагу.

– Что? Простите.

– Вот. – Он указал на подчеркнутый телефонный номер в моей распечатке.

Номер, помеченный как «неизвестный». Звонок среди ночи в конце прошлой недели. Я тогда стояла у раздвижных стеклянных дверей и слушала шорохи на линии.

– Это Дейвис Кобб?

– Не знаю, – помотала я головой. – В трубке молчали.

В тот вечер Кобба уже выпустили? Он хотел меня напугать? Нагнать страху, как предполагали в полиции?

Нужно успокоиться.

Кайл откинулся на стуле, положил руки на стол.

– Предположительно ее ударили камнем. Бетани Джарвиц. Вероятнее всего, камнем с берега озера.

Незапланированное нападение. Я представила мужчину, который идет за ней по лесу. Мужчину, который видит не Бетани, а меня.

– У вас есть несколько вариантов, – продолжал Кайл. – Можете собрать все имеющиеся доказательства, в частности электронные письма, и попробовать добиться судебного постановления, запрещающего Дейвису Коббу с вами контактировать. Задача, правда, не из легких. Тем не менее запустить процесс не помешает.

Я уже качала головой. Ни в коем случае. Меня мутило. Если я подам официальное прошение, то полиция начнет проверку. Обнаружит, что в Бостоне выдан судебный запрет против меня самой. Выяснит детали: психологическое давление, назойливые звонки, незваные приходы в дом к Пейдж и Аарону Хэмптонам. Ужасно глупо. Если полиция узнает, все мои слова поставят под сомнения – и Кайл, и Эмми. На работе, наверное, тоже.

Я предстану совсем в другом свете. Мне перестанут верить.

…Я лишь хотела ее предостеречь. Пейдж – слишком добрую, чтобы замечать в людях зло, слишком самоуверенную, слишком улыбчивую. Я предъявляла ей доказательства; просила уйти. Это следовало сделать еще много лет назад, до переезда к Эмми. Хорошая подруга поступила бы именно так.

Однако Пейдж ничего не желала видеть. Она добилась против меня судебного постановления. Мне запретили приближаться к ее дому и офису. Я не имела права ей звонить. Не имела права инициировать контакт. А теперь не имею права подать официальное прошение.