class="p1">Федор Солонов, однако, спать уже не мог. Потому что думал разом о всех, оставшихся позади — о родителях, сёстрах, Лизе, и всех остальных, с кем свела жизнь за эти годы в корпусе, кого он успел полюбить, и кто полюбил его.

Мама, сестры и няня должны были быть уже в безопасности, во всяком случае, там, у них, не стрелял. Папа… Федору только оставалось надеяться, что Туркестанский стрелковый полк сумел пробиться из окружения под Стрельной.

А вот Ирина Ивановна Шульц…

Ох, ох, Ирина Ивановна…

Но на этом месте силы покинули кадета Солонова уже окончательно.

Он спал.

Две Мишени проснулся за минуту до того, как началась стрельба. Что его разбудило — неведомо; только что спал мёртвым сном, чёрной тьмой без сновидений, а вот уже руки сам сбрасывают шинель, натягивая сапоги и спеша нашарить кобуру с оружием.

Бронепоезд сбрасывал ход; с передней площадки звучно и зло лаяло носовое орудие. Где-то невдалеке грянули разрывы; по броне стегнули пули.

— Где мы? С кем бой? — Две Мишени ухватил за рукав пробегавшего мимо штабс-капитана из артиллеристов.

— Торошино. У входных стрелок. Обстреляны со стороны станции, — офицер махнул рукой. — Ваш полковник Яковлев разворачивает цепи.

Вот и кончилась прямая наша дорога — Две Мишени застегнул портупею. Что ж, посмотрим, кого нам на сей раз судьба послала в противники!..

Глава II.3

Серый день поздней осени, едва начавшийся рассвет, низкое северное небо, словно потолок блиндажа.

Аристов спрыгнул на насыпь. Со стороны почти невидимых в сумерках окраин Торошино постреливали одиночными, дал две коротких очереди пулемёт. Полковник оглянулся — мост через Пскову остался позади, слава Богу. Не успели взорвать, слишком долго прочухивались.

С обеих сторон к полотну подступал лес, огороды и выгоны начинались дальше. Однако, противник всё-таки не совсем спал — от Торошино до окраин Пскова полтора десятка верст, успели выдвинуться. Вот уж воистину, хвала Создателю, что мост цел!

Слева и справа от главного хода уже разворачивались цепи — и кадеты, и гвардейцы, и добровольцы — все вперемешку. Две Мишени встряхнулся, побежал к своим.

— Константин Сергеевич!..

— А вы быстро, Семен Ильич!

— Первыми под гребешок попадём, намекаете, господин полковник? — ухмыльнулся Яковлев.

— У нас впереди ещё Черняковицы, — Две Мишени вспомнил карту. — И ещё один мост. Вот что, Семен Ильич. Возьму-ка я своих охотников, кадетов, кого сам учил, из первой роты, да пройдёмся мы чуток вперёд. Нам у Торошино засиживаться нельзя, того и гляди разберутся псковские, кто б там у власти ни был, «временные» или немцы, да мост и рванут.

Яковлев отрывисто кивнул.

— Я их тут свяжу. Будут заняты. Не сомневайтесь, Константин Сергеевич.

— Как пройдём всю станцию, пущу зеленую ракету. Будьте готовы.

— Будем. Как юные скауты.

…Первых немцев они увидели совсем скоро — рядом с путями на скорую руку сложено укрытие из шпал.

Впереди ползком пробирался Воротников, так и не расставшийся со своим пулемётом. Рядом — Бобровский. Эта парочка неразлучна, особенно, как без вести пропал их третий, Костя Нифонтов. Рыжий Павел Бушен и Варлам Сокольский — надёжные ребята, отличные стрелки. Вместе с Федором Солоновым держали фланговую позицию на дамбе, пока не пришла пора отступать…

Немцы устроились крепко, насыпь, самые подступы к ней, где лес сведен, они простреливали полностью. Но вот чуть в стороне — густой лес. Там у них тоже секрет?..

По левую руку — густой лес, за ним — извивы узкой Псковы. Аристов махнул рукой — его команда, пригибаясь, двинулась через успевший подняться кустарник к тёмным елям.

Немцы на посту не позволяли себе никаких вольностей — ни звука, ни огонька. Но едва ли они тут успели всё облазать…

Пробиравшийся первым Бушен вдруг резко присел, его движение тотчас повторили и остальные. Пашка в темноте видел не хуже кошки, «нокталопия», как назвали это доктора.

Бушен жестом указал направление. Как он сумел углядеть залегшего меж двух елей вражеского солдата — Бог весть, однако вот углядел. Севка Воротников ухмыльнулся, извлёк из кармана тонкую ременную петлю, продемонстрировал полковнику. Аристов кивнул.

Севка все последние годы оставался непобедимым «первым силачом» корпуса, хотя с Федором Солоновым у них не всё выходило так однозначно.

Отработано это было на практических занятиях сотни, если не тысячи раз; и, кто бы мог подумать, на летних маневрах 1914 года, когда нынешняя первая рота, а тогда вторая, дерзко нарушила все каноны и регламенты, проникла в тыл условного противника (в роли коего выступали лейб-гусары, не слишком любимые старшими кадетами за неимоверное зазнайство), повязала часовых и захватила штаб, как раз когда гг. штаб- и обер-офицерам был подан обед.

Государь тогда очень смеялся, велев гг. проигравшим отдать обед нахальным кадетам. Шалость эта создала александровцам немало недоброжелателей среди золотой гвардейской молодежи, ну, а уж лейб-гусары — те, говорят, на клинках поклялись а) отомстить; б) скоро отомстить и в) страшно отомстить, однако так и не успели…

Кто-то из этих лейб-гусар навсегда остался в Стрельне, кто-то пропал без вести в Петербурге, а кто-то — надеялся Аристов — и сейчас окажется с ними.

Воротников скинул шинель, беззвучно, ползком исчез в зарослях. Все замерли; а миг спустя вдруг хриплый гортанный вскрик, удар тяжелого тела.

«Чисто убрать» не удалось. То ли немец оказался сильнее, то ли у Севки в последний момент дрогнула рука — но немцы всполошились.

Аристов вскочил, махнул кадетам, увлекая за собой.

Сам Воротников тоже вынырнул из подлеска, подхватил шинель, в руках — окровавленный финский нож.

— Виноват, господин пол…

— Потом! — оборвал его Две Мишени.

Сейчас немцы разворачивают тяжёлый пулемёт. Хорошо, если он у них на колесном станке; плохо, если на треноге и крутится во все стороны.

Со стороны моста вновь заговорили орудия и пулемёты бронепоезда; раздались один за другим несколько дружных залпов — Яковлев исполнял обещание.

И, едва канонада и треск ружейных выстрелов сделались совсем громкими, Аристов отдал команду.

Его первая рота, его кадеты отлично знали, как действовать. Вынырнули из леса все разом, рассыпавшись; Бушен и Бобровский метнули гранаты, Сокальский прикрыл короткими очередями из верной «фёдоровки»; пули вонзались в пропитанные креозотом шпалы.

Гранаты взорвались, как положено — и Пашка, и Лев натренированными движениями закинули жуткие подарочки внутрь штабеля.

Взрыв. Второй. Они утонули в накатывающемся с северо-востока грохоте боя.

— Вперёд!

Понятно, зачем немцам тут секрет в лесу и пулемётное гнедо на насыпи. Стрелки наверняка или переведены в тупики, или выведены из строя. Ясно, что бронепоезд смёл бы это наспех возведённое укрепление, но вот попортить жизнь тем, кто попытается исправить стрелки, оно бы