и сунул древко растерянному слону в хобот, — Держи, Пухлик! Если не остановятся — отскакивай!

— Ой, мы теперь пираты? — захлопала ресницами балерина Маша.

— Я — пират. А вы — заложники, поняла?

— Ага.

Звук приближающегося поезда подкатывал всё ближе. Петька вытащил из храна меч:

— Крысы — за завал, живо! Маша — ко мне!

Поезд надвигался с каким-то игрушечным свистом. Машинист с помощником явно разглядели завал, но то ли замешкались, то ли тормозной путь и вправду был таким длинным, и остановились они перед самым слоном, который явно забыл, что нужно было куда-то отпрыгивать, и продолжал махать флажком, как зачарованный.

— Ну, и что это такое? — гневно выкрикнул машинист, высовываясь из окошка паровоза.

— Это ограбление! — заявил Петька, приставляя меч к горлу маленькой балерины, — Мы конфискуем ваш поезд, или я отрежу ей голову!

Маша тонко пискнула.

— И почему это должно меня волновать? — машинист с высокомерной рожей свесился из окна, — Ты знаешь, сколько стоит моё время? Тысячу фун… — дальше он сказать ничего не успел, потому что Петька откинул балерину, подпрыгнул, оттолкнувшись от большого паровозного колеса, и выдернул машиниста из окна кабины.

Оторванные медные пуговицы мундира посыпались во все стороны, как спелые жёлуди. А сам машинист совершил перелёт через ближайшие кусты и затих. Го́ловы любопытных пассажиров, высунувшиеся было в открытые окна, скрылись внутри вагона. Помощник машиниста замер с разинутым ртом.

— Твоё время тоже стоит тысячу фунтов в минуту? — поглаживая меч, спросил его Петька.

— Н-н-н… Н-нет-нет, сэр, что вы, гораздо дешевле!

— Поездом управлять умеешь?

— Да, сэр!

Петька окинул взглядом поезд, состоящий всего-то из паровоза, платформы с углём и трёх вагонов:

— Пассажиров — в последний вагон, живо! И чтоб тихо там! Со мной нервные зверюшки…

Пассажиры, среди которых оказались не только человечки, но и некоторые представители скотного двора в пиджачках и платьях, перешли в последний вагон, молча тараща на фигла глаза. Видно было, что им страсть как хочется высказать своё важное мнение по поводу стоимости билетов и стоянки, но синий мужик с рыжими волосами пугал их до опупения. Более того, из-за кустов пришёл прихрамывающий и растерявший бо́льшую часть своего пафоса машинист и тоже занял место среди пассажиров.

Крысы протиснулись в вагоны, умудрившись не выломать двери и не особо разворотить внутренности. Слона пришлось поставить на угольную платформу.

— Слушай сюда, отвратец! — Петька угрожающе надвинулся на помощника машиниста. — Я сейчас убираю деревяхи, ты заводишь свою машинку — и мы летим, не останавливаясь, до самой Е4. На всех пара́х, ты понял?

— А-а-а… а как же остановка в Тралялеевке, сэр? — проблеял помощник машиниста.

— Тралялеевка сегодня отдыхает, ясно?

— Ясно! Ясно, сэр! Отдыхает!

— Молодец. Жить будешь.

Как известно, паровоз — штука большая, тяжёлая и разгоняется медленно. Почти четверть клетки С6 у помощника машиниста и кочегара ушло на то, чтобы набрать необходимую скорость, после чего Петька приоткрыл дверцу и крикнул Пухлику:

— Следи там, чтобы наш чёрный друг не тормозил, а то ведь опять к Тралялеевым попадёшь.

Слон на секунду замер, после чего глаза его налились гневом. Он навис над кочегаром тёмной тучей, подняв повыше свой футболочный флаг.

— Да понял я, понял! — завопил кочегар и схватил отложенную лопату.

На D5 они ворвались на пределе возможной скорости, непрерывно сигналя, чтобы кто из живущих в Тралялеевке случайно не выволокся на рельсы.

Помощник машиниста обливался по́том и беспрерывно бормотал что-то про котёл — дескать, не взорвался бы. Но на счёт именно котла Петька был железно спокоен. Почему? Да потому что тёмный амулет молчал наглухо, а значит, смертельной опасности нет.

Тро и Тру, сияя свежими синячищами — у одного во всю правую сторону лица, а у второго во всю левую — топтались на привокзальной площади и пытались привлечь внимание многочисленных родственников к своему неизбывному горю. Слон! Редкой полосатой породы! Нажитый… тьфу! Добытый непосильным трудом! Ушёл ведь, прям из рук ушёл!..

Однако родня в своей кондовости не особо стремилась поддержать страдальцев. Вот, если бы они пригласили их отметить успех предприятия — другое дело, а так… Многие поглядывали на вокзальные часы — регулярный поезд запаздывал, к чему бы это? Несколько тралялеевцев, собирающихся ехать этим рейсом, ходили туда-сюда по платформе, нервно перехватывая свои узлы и корзины.

— Едет! — завопил кто-то, — Едет!

— А чего это он слишком быстро?

— Непорядок…

Кто-то зазвонил в станционный колокольчик. Однако, поезд и не думал тормозить. Он нёсся на станцию, окутанный облаками пара и свистел в сигнальный гудок что было сил.

Тро и Тру переглянулись, поняли, что от родственничков помощи не дождёшься, и дружно плюнули. Люди, подошедшие поближе к посадочной платформе, шарахнулись от пролетевшего паровоза. И тут ветер сорвал облачную пелену…

— Наш слон! — Дружно взревели Тро и Тру.

Они кинулись вслед составу и успели запрыгнуть на подножки вагонов. Тро — второго, а Тру — третьего. Теперь-то им казалось, что потасовка на мосту была глупой случайностью, что их одурачили, взяли врасплох, а никак не победили в честной драке. И братья были настроены серьёзно посчитаться с обидчиком.

Петька братьев, конечно, заметил. Обрадовался, что их всё-таки только двое, и можно будет обойтись без массового травмирования тралялеевцев. Он похлопал помощника машиниста по плечу:

— Можешь больше не гнать, а то чего доброго догоним свой хвост!

Помощник машиниста посмотрел на него диковатым взглядом, но Петька уже выскочил на угольную платформу, скомандовал слону: «Лежать!» — а трубочисту: «Перерыв!» — и запрыгнул на крышу первого вагона. Тро и Тру тоже карабкались, пытаясь взобраться на свои крыши. Были они, как уже говорилось, телесаты, и Петька понял, что их маленькому поезду — вот прямо сейчас — угрожает непосредственная опасность крушения. Пассажиры в третьем вагоне почувствовали крен и закричали. Похоже, Тру всё-таки где-то объедал своего братца.

Петька пронёсся до третьей крыши, выхватил из храна первое, что под руку попало — картину с каким-то мужиком на лошади — и треснул Тру по впивающимся в крышу пальцам. Тру отдёрнул одну руку, но второй продолжал цепляться, злобно оскалившись.

— Ты какой настойчивый, — пробормотал Петька и от всей души надел картину силачу на шею, прибавив к этому щедрый пинок по цеплючей руке. Крик Тру отдалился и замер. Третий вагон выправился, внутри хором облегчённо выдохнули — и снова закричали, потому что поезд качнуло и начало дёргать. Тро всё-таки взгромоздил своё тело на крышу вагона и теперь елозил ногами, стараясь забраться целиком. Вот же упёртая семейка!

Неожиданным рывком Тро закинул на крышу ноги, быстро вскочил и набычившись пошёл на Петьку. Теперь это походило на сцену из какого-нибудь ковбойского фильма. Только вот револьверов в этой локации не предусматривалось.

Петька сунулся в хран, выхватил и метнул первый же тяжёлый предмет. На долю Тро досталась бронзовая фигурка спаниеля. Звук от удара вышел, как будто кто-то долбанул тяжёлой поварёшкой в чугунный котёл. Тро схватился за лоб, потерял равновесие и полетел под откос.

Петька стоял и смотрел на удаляющиеся тела. Да, мобы. Да — воры, но отчего так паршиво на душе? И тут Тру сел, снял с шеи золочёную раму от картины… потом прошёл вперёд, помог подняться брату, и они дружно погрозили удаляющемуся поезду.

— Вот это прочность! — восхитился Петька, — И не сломила их даже великая сила искусства!

Тру посмотрел на Тро и наливающуюся у того на лбу здоровенную шишку.

— К королеве едут, — мрачно скривился Тро.

Братья посмотрели друг на друга долгим взглядом и хором произнесли:

— Суд!

Тру подобрал валяющуюся в траве бронзовую статуэтку и приложил ко лбу Тро:

— Мы успеем раньше.

В ТЁМНЫЙ ЛЕС

Петька развернул карту. Точка местоположения показывала, что поезд приближается к центру клетки Е4. Однако, пора на выход. Он вернулся в кабину и велел помощнику машиниста тормозить.

Минут через десять они выгрузились на каком-то глухом перегоне, бесхитростно отмеченном на карте как «Пустошь». Не то что бы здесь совсем ничего не было, но не было ничего примечательного. Сероватые поля, по которым время от времени ветер перекатывал шарики перекати-поля. Немного деревьев. И никого — то, что надо!

Крыски покинули тесные вагоны с превеликим облегчением. Слон тоже был рад, ибо мелькающий с огромной скоростью пейзаж изрядно его пугал. Эмоции балерины он как-то не научился угадывать, но расстроенной она не выглядела.

Поезд отошёл, медленно набирая ход. Из окон выглядывали рассевшиеся