Три года…

Подумать только! Три года он растирает ее кожу и смазывает пролежни. Разговаривает как с живой.

Каждый день.

Нет, должно быть что-то, чего она просто еще не поняла. Какая-то простая причина.

Лиза закрыла «Моменты счастья» и перешла в папку «Кармическое и судьбоносное».

Нажала на первый файл с надписью «25 ноября 12-го года жизни объекта».

Белые стены маленького бокса засветились и ожили.

Эпизод из детства Сергея.

Лиза опять оказалась в больничной палате.

Почти неотличимой от той, где лежала жена доктора.

Увидев женщину на кровати, Лиза на мгновение даже решила, что произошла ошибка.

Но это была другая. Шатенка с прямыми волосами, идеальным узким носом, таким же, как у Сергея.

Лиза подошла поближе. Женщина лет тридцати пяти, бледная и худая, была без сознания.

Доктор закончил осмотр и безрадостно посмотрел на крупного темноволосого мужчину, стоявшего у кровати. Лиза бросила взгляд на планшет, который по-прежнему держала в руках. И быстро определила, что это отец Сергея. Рядом с ним, поникший и сутулый, топтался парнишка лет четырнадцати. По взъерошенным волосам и родимому пятну на щеке Лиза узнала Егора.

– Мне жаль, – сказал доктор. – Может, еще неделя.

И, словно боясь лишних расспросов, поспешил выйти из палаты.

Только теперь, оглянувшись вслед доктору, Лиза увидела Сергея. Мальчишка с большими грустными глазами стоял в дверях палаты, боясь подойти к матери. Он с надеждой посмотрел на выходящего доктора. Тот взъерошил ему волосы и, поколебавшись, остановился на мгновение.

Лиза подошла ближе.

Доктор вытащил из кармана маленький крестик на цепочке.

Откуда он там?

Может, кто-то из пациентов подарил. Или с кого-то сняли. С того, кому он уже не понадобится?

Доктор протянул крестик Сергею и тихо проговорил:

– Молись за мать, парень. Если ее не спасет Бог, то никто не спасет.

Лиза вернулась к планшету. Хватит с нее больничных палат. Она пролистнула дальше и нажала на следующий файл «26 ноября 12-го года жизни объекта».

Маленькая комната. Стены увешаны детскими рисунками и постерами с какими-то киногероями, которых она смутно узнавала. Ковер на полу, ковер на стене, накрытая пледом кровать.

Лиза обернулась. Сергей сидел в углу, обхватив руками колени. Он достал из кармана крестик и рассматривал его, положив на ладонь. Но вот мальчик поднялся, пододвинул ящик с игрушками, встал на него и снял со стены картину. На освободившийся гвоздь он повесил крестик. Затем маленький Сергей опустился на колени под крестиком и начал что-то бормотать.

Он шептал так тихо, что Лиза не могла ничего разобрать.

Она подошла ближе, и слова мальчика стали отчетливо слышны:

«Дорогой Боженька, я не знаю никаких молитв. Я только очень-очень прошу тебя, оставь мне маму».

Перед глазами Лизы вдруг пронеслась другая сцена.

Мать валяется на кухне. Должно быть, пьяная, как всегда. Маленькая Лиза делает шаг, еще один. Тоненьким голоском зовет мать: в животе урчит, и она больше не может терпеть. Отчима нет с утра, в доме тихо. Ночью она слышала скандал, крики, что-то разбилось, что-то упало. Лиза хотела спать. Она накрылась одеялом, положила подушку на голову.

В доме сейчас глухая тишина. Глухая, как в могиле.

Еще шаг. Маленькая Лиза видит странную темную лужу вокруг матери.

– Мама… Мама! Мама…

– Серый, идем обедать, – детский голос вернул Лизу в комнату Сергея.

Она увидела веснушчатое лицо Егора, просунувшееся в щель приоткрытой двери.

Маленький Сергей молчал. Он продолжал молиться.

– Эй, ты слышишь меня, мелкий? – снова позвал брат.

Сергей продолжал молиться, сложив ладони. Весь мир для него как будто бы исчез.

Егор пожал плечами и закрыл дверь.

Потянулись минуты.

Красные лучи заходящего солнца осветили стену неестественным, странно радостным для умирающего солнца светом. Тени стали полупрозрачными и удлинились. Они лежали на полу косыми полосами.

Спустя полчаса в комнату зашел отец. Опухший, какой-то потерянный.

– Сережа, ужинать.

Мальчик продолжал молиться.

Отец, поколебавшись, закрыл дверь.

Косые тени потонули в вечернем сумраке.

Лиза потянулась, встала с кровати и пересела поближе к мальчику, прямо на пол.

– И долго ты так будешь? – спросила она без надежды быть услышанной.

Затем Лиза изменила скорость воспроизведения картинки. Стрелки на часах поползли в два раза быстрее.

Вечер сменился ночью.

Тьма потихоньку начала редеть и разжижаться предрассветной серостью.

Мальчик по-прежнему стоял на коленях и молился.

Несмотря на увеличенную скорость воспроизведения, губы его стали двигаться медленнее, иногда он клевал носом, но специально не опускался на пол, чтобы не заснуть. Когда сон наползал на него, тело тут же теряло равновесие, и он просыпался.

Лиза внимательно рассматривала мальчика. Она вдруг впервые с момента смерти пожалела, что не может закурить по-настоящему. Ощущения от сигарет уже начали выветриваться из ее памяти.

– Знаешь, мелкий, – произнесла она, – я тоже в детстве молилась. А потом перестала. Наверное, не помешало бы.

Лиза вздохнула и прибавила скорости. Все вокруг стало быстро меняться. Рассвет сменился полуднем, день растворился в закате. В комнату мальчика дважды заходил отец и, не зная, что делать с сыном, уходил. Он что-то говорил, но Лиза выключила звук. Она хотела ощутить ту же тишину, в которой сейчас находился Сергей. Зайдя в третий раз, отец попытался увести мальчика из комнаты. Тот сопротивлялся как мог: отбивался руками и ногами, заваливался на пол – лишь бы его не трогали, не мешали спасать мать.

– Отчаль от пацана, папаша, – невольно крикнула Лиза.

Мальчишка вырвался из волосатых отцовских рук и снова подбежал к кресту. Он упал на колени и продолжил молиться.

Раскрасневшийся отец покачал головой и ушел из комнаты.

Следующим в комнату вошел брат. У него в руках была дымящаяся тарелка с ужином. Егор что-то говорил. Потом толкнул Сергея в плечо – никакой реакции. Покрутив пальцем у виска, Егор ушел, поставив тарелку на пол.

Еда за считанные секунды ускоренного воспроизведения остыла, опала и потемнела. На планшете высветилось предупреждение: до конца сцены осталось две минуты. Лиза спешно вернулась к нормальной скорости.

– Будет, – услышала она. – Будет…

Лиза вздрогнула, не поняв, кто говорит.

Это не был голос Сергея или кого-то из домашних.

Это был голос, пробравший до мурашек.

Показалось?

Она бы так и решила, но маленький Сережа тоже вздрогнул.

Губы его замерли, он оглянулся в пустоту комнаты и уперся взглядом прямо в Лизу, как если бы мог видеть или чувствовать ее.

Лиза затаила несуществующее дыхание, будто ее поймали на месте преступления.

Из ступора вывел неожиданный громкий звук: в коридоре зазвонил телефон. Спустя мгновение в комнату ворвался отец, а следом ничего не понимающий Егор.

– Мама! – вскричал отец.

Сергей моргнул, приходя