получить ссуду в залог своих работ, было желание изучить различные экзотические предметы, которые сдавали в ломбард его клиенты. В этом ломбарде принимали вещи под 3 % в месяц (2 % за кредит и 1 % за хранение залога), срок залога не должен был превышать полгода, иначе залог переходил к собственникам ломбарда и подлежал реализации. Именно с 1886 года появляются характерные врубелевские синие, лиловые, золотые, темно-вишневые, дымно-розовые, млечно-голубые тона.

Врубель. Автопортрет, 1885 г.

Николай Адрианович Прахов вспоминал: «Блеск металла и особенно переливы цветов драгоценных камней всегда привлекали внимание Врубеля. Металл он мог наблюдать где угодно, а драгоценные камни – в ссудной кассе Розмитальского и Дохновича, куда часто приносил в заклад что-нибудь из своих вещей. (…) Вот в этой ссудной кассе Врубель мог не только рассматривать через стекло витрины различные драгоценные камни, заложенные ювелирами, но брать их кучкой в пригоршню и пересыпать из одной ладони в другую, любуясь неожиданными красочными сочетаниями (…) Это доставляло ему огромное удовольствие – пленяла ни с чем не сравнимая чистота и яркость тонов. Материальная ценность камней не играла здесь никакой роли. С таким же интересом Врубель пересыпал из одной ладони в другую искусственные камни, которыми моя сестра обшивала кокошник для маскарадного костюма».

Один из первых исследователей творчества Врубеля А. П. Иванов в своей монографии достаточно точно угадал объект врубелевского реквизита: «Детали врубелевских композиций по краскам и очертаниям носят странное сходство то с кристаллами разноцветных камней, то с многогранными зернами таинственно рдеющих гемм, то с причудливо круглящимися образованиями самородных камней».

Однажды Врубель, как ему казалось, придумал беспроигрышный вариант – начал писать портрет Марии – старшей дочери Георгия Дохновича – совладельца ломбарда. Врубель предполагал, что он станет покупателем этой картины.

Вот отрывок из письма художника сестре Анне: «Аня, дорогая, спасибо тебе: я действительно находился в довольно критическом положении. Дело в том, что я, наконец, нашёл причину моей неуспешности за последнее время – это совершенное оставление втуне работы с натуры, а между тем это единственная дисциплина и средство прокормления; на творчество рассчитывать нельзя. Я теперь пишу очень красивый этюд с девочки на фоне бархатного ковра – вот твои двадцать рублей и помогут мне его окончить спокойно; вероятно, удастся его продать руб. за 200–300, и тогда опять за Терещенскую картину и за Демона. Был на днях в Киеве Третьяков, собственник знаменитой галереи в Москве. Он очень хвалил образа, особенно Богоматерь. А отчего ты мне ни словечка? Твой Миша». Однако Дохновичу идея и портрет Врубеля пришлось не по душе, и он отказался его приобретать. Врубель три раза пытался продать картину через аукцион, и наконец И. Н. Терещенко уплатил за нее 300 рублей, после чего она попала в его собрание. Ныне эта работа – гордость Киевского музея русского искусства.

Кстати, именно Терещенко изображен на «Портрете мужчины в старинном костюме», который в народе именуют «Иваном Грозным». Эта работа появилась благодаря А. Прахову: приобретенный им кусок старинной украинской парчи заинтересовал живописца. Он воссоздал колоритный орнамент, а потом, подклеив полоску бумаги, дорисовал лицо И. Терещенко.

В доме Прахова Врубель познакомился с его женой Эмилией, матерью троих детей, которая была старше 28-летнего Врубеля на четыре года. Творческие люди любили собираться на посиделки за чаем в профессорском доме, часто пародируя того или иного мэтра живописи. Любили, лежа на полу, изображать крепко спящего, произносящего «Цов-цов-цов», под смех присутствующих сообщая: «Это Во-сне-цов»! Душой компании неизменно была очаровательная супруга Адриана Викторовича – Эмилия Львовна. Она была значительно моложе своего мужа, образованна, умна, с хорошим вкусом и манерами. При этом вспыльчива, с безуминкой. Современники не очень ее жаловали. Так, Николай Мурашко, работающий в Кирилловской церкви, был неприятно удивлен, обнаружив на врубелевских эскизах черты «этой крикухи». Молодой художник огорчился: «Вы не то увидели!»

Моя добрая приятельница, к большому сожалению, рано ушедшая из жизни художница, Саша Прахова, правнучка Праховой, вспоминает: «Эмилия Львовна была дамой с придурью. В нашей семье знали, что нельзя во время семейной трапезы огорчать бабулю – ведь она могла, не моргнув глазом, вылить чай за шиворот кому-то из сидящих или разбить чашку о пол. Она была довольно властным человеком – эдакая домашняя Салтычиха. Эмилия Львовна испортила жизнь своей дочери Елене. В нее был влюблен тогда малоизвестный художник Михаил Нестеров и даже якобы сделал ей предложение. Но Эмилия Львовна воспротивилась, сказав, что Леля достойна лучшей партии. В итоге Елена так и не вышла замуж. Кстати, Варвара-великомученица в правом иконостасе Владимирского собора написана Нестеровым с Елены Праховой. Узнав об этом, жена тогдашнего киевского генерал-губернатора вспылила: „Что же мне – ходить молиться на Лельку Прахову?!“» И маленький Иисус на руках у Богоматери в Кирилловской церкви тоже имеет «праховские» корни: его Врубель писал со второй дочери Эмилии Львовны – Ольги. Прабабушке льстила любовь Врубеля, но романа с физической изменой мужу у них никогда не было. Да и не испытывала она ответного чувства к Врубелю, который, по ее словам, «вел себя странно и просто по-детски». Однажды пришел в гости к Праховым с лицом, измазанным зеленой краской. «Что вы с собой сделали?» – удивилась Эмилия Львовна. «Так красиво же!» – ответил Врубель.

Эмилия Львовна Прахова. Худ. М. А. Врубель, 1885 г.

Равнодушие Э. Праховой доводило Врубеля до отчаяния. Художник К. Коровин встретился с Врубелем в поместье Трифоновских: «Что это у вас на груди белые большие полосы, как шрамы?» – «Да, это шрамы. Я резал себя ножом. Поймете ли вы, – сказал Врубель, – я любил женщину, она меня не любила – даже любила, но многое мешало ее пониманию меня. Я страдал в невозможности объяснить ей это мешающее. Я страдал, но когда резал себя, страдания уменьшались».

К осени 1884 года М. Врубель завершил монументальные работы – настенные композиции Кирилловской церкви. Художник создал две композиции: «Надгробный плач» – в нише притвора, «Сошествие Святого Духа на апостолов» – на хорах; головы Моисея и Христа – над входом в крещальну; двух ангелов с лабарами (профессиональными сборщиками пожертвований для церкви) – в молитвенной на хорах; архангела Гавриила – на предалтарном столбе; сцену «Въезд в Иерусалим» – в центральном нефе; четыре иконы на цинковых досках для мраморного иконостаса – «Святой Афанасий», «Богоматерь с младенцем», «Христос», «Святой Кирилл».

В работе «Сошествие Святого духа» Врубель написал портреты своих киевских знакомых – священника церкви Петра Орловского, археолога Гошкевича, профессора Прахова, а в виде одного из ангелов он изобразил себя. По канону, каждый апостол должен занимать определенное место. Четвертым справа должен быть апостол Лука, который тоже был художником. У всех