Так пела моя Тактио. Моя создательница, моя Колдунья и моя госпожа. Она садилась рядом со мной у подоконника и смотрела с грустной улыбкой мне прямо в лицо. Оно также бледно, как бледна известковая стенка. И также гладко и безлико, как может быть безлик обточенный морскими волнами булыжник. Но когда она на меня смотрела, она смотрела мне прямо в глаза, — иначе и не вымолвишь. И тогда моя душа тоже пела, как ее голос. А сердце залечивалось от всех пережитых кошмаров иной своей жизни.

Хватит! Довольно…

Вечерние сумерки были уже настолько густы, что могли сойти и за саму ночь. Луна не выходила, облака метались по небу, как клубы темного дыма, пихая и расталкивая друг друга, словно торопились прочь от этого места. И как угораздило их вдруг сгуститься над Черным Замком? «Неужели мы стали невольными предвестниками беды, которая готовится спуститься на эти земли?» — эта мысль и пугала их, и поторапливала. Потому что даже эти воздушные клубы не любили становиться носителями плохих предсказаний. От мрака, который они нагнали пуще прежнего, и от их грозового страха, которым пропитался воздух, мне самому стало не по себе. Ветер сжалился — дунул, и они, вздохнув, растаяли и улетели, точно отпущенные с цепи добродушные великаны. И вышла она…

Моя сестричка, как я ее называю, и тогда, когда она совсем тоненькая, едва зарожденная. И когда она полна и величественна, и когда ее щербатая спина сгорбливается от тяжести короткой прожитой жизни. Богиня волшебного мира, королева магических сил, источник света, позволяющий мне не чувствовать себя так неприкаянно в ее подданном мире. Мы с ней единственные, кого можно назвать столь же одинокими путниками, не знавшими отдыха. Луна пролила свое сияние на Черный Замок, — место, где я жил вот уже больше двух лет…

Свет коснулся дальних холмов, за которыми были деревни, черноземные поля и небольшой город, стоящий почти на самой границе замковых земель. Широкая дорога пролегла светлой полосой, чуть извиваясь от природных изъянов пейзажа, и постепенно подкрадывалась к подножию нашей горы. Каменное взгорье было не высоко, но произрастало оно прямо, как раскрошившийся и сломленный зуб, трещины которого и стали щелями между Палатами и Башнями. Замок Духа Жажды корнями уходил в каменную породу, и постороннему глазу было трудно различить границу между концом горы и началом стен. Над маленькими обрывами проглядывали глазницы пещерок, а то и какая-то тропка ручейком проскальзывала между суровыми гранитами, подзывая к тайным входам в подвалы и камеры. Стены поднимались, обросшие у основания диким кустарником и коричневым мхом, выше они становились чище, и начинала проглядываться массивная кладка, появлялись узкие окошки, а дальше и вовсе уж были различимы строения — Палаты с множеством больших окон и галерей, внутренняя стена которых была испещрена балконами; и Башни, — гордые и величественные пики, округлые и граненые, с конусными крышами, которые стремились еще выше к небу.

Все это осветила луна. Но моя сестричка не так беспристрастна, как думают некоторые. Она могла и не одаривать своим серебром те места, которые не желала и видеть. Такова была пропасть за Замком.

Я встряхнулся… о пропасти лучше было не думать.

В покоях Колдуньи огонь не был зажжен, он был не нужен, пока ее самой нет здесь. А мне, бескровному, ни к чему тепло очага. Как только Тактио надумает вернуться, я успею зажечь камин. Сейчас же мне было хорошо и здесь, — на подоконнике у открытой ставни. Передо мной простиралась равнина, дул теплый весенний ветер. Тучи, разогнанные по домам, больше и не помышляли бросить на меня тень и тревогу. Хотя я прекрасно знал, что предзнаменование все равно есть. И оно, в облике человека, уже приближается к нам по этой единственной дороге. Гонец. Посланник. Служитель Святого Ордена. Мужчина, чье имя с древнего языка значило «золото».

Я снова встряхнул головой, и моя шапка едва не слетела.

Прочь и это!

Будущего я не зрел так ясно, как настоящее, оно представлялось мне очень мутным и зыбким. Словно каждый раз я пытался увидеть и прочесть отраженное небо в водах бурной реки. Все начнется с того мига, как этот человек войдет в ворота Черного Замка. Я вижу его. Он на белом коне, что запряжен в сбрую из белой кожи, при нем же меч с посеребряной рукоятью, он в светлых одеждах и в светлых помыслах. Его волосы, прямые и легкие разлетаются от ветра, как всплески золотистого меда с молочными седыми прядями на висках.

Сердце благородно. Но робость в него прокралась, ведь зловещий Замок приближался. Он надеялся, что вера Святого Ордена защитит его от всякого лиха, и долг, что он обязан исполнить, будет исполнен. Аурум, верный служитель, скакал во весь опор, чтобы успеть дотемна, даже миновал окраиной город и поселки с постоялыми дворами. Никто не был оповещен о его приезде, и гость рисковал натолкнуться на нерадушный прием, но бумага, подписанная самим Главой Ордена, вселяла уверенность, что его не отринут и не прогонят, но даже позволят остаться и выполнить миссию. Вот он выехал из-за холмов и уже несколько минут своей скачки созерцал Черный Замок и темное марево над ним, пока ветер не разогнал его. Аурум не знал и не ведал, что и на него тоже смотрят и видят — я, в башне Колдовства, в одном из не горящих окон, на широком каменном подоконнике.

Подъем дороги к воротам был более пологим, чем сам склон горы. Я был предусмотрителен в мелочах, и спрятал в его стены множество чудес, не то чтобы только обычных удобств и бережливости.

Сойдя с лошади, Аурум постучал в ворота. А они весьма были высоки и смыкали над собой целое здание с окованной крышей — Палаты Стражей. Узкие бойницы казались щелями в камне, недружелюбно скалясь в сторону спускающейся дороги, словно щербатая ухмылка из-под железных усов. В Палатах над порталом ворот не горело огней совсем. Лишь один часовой с алебардой ходил из стороны в сторону на пешеходной галерее стены. Один из Стражей отрыл низкую дверь в массивной створке.

— Добром осветится твой день, Страж, — сказал Аурум, удерживая в руке поводья попятившейся лошади, — я Аурум, прибывший с миром из святого Ордена с посланием к Титулу.

Страж чуть поднял руку, и лошадь служителя успокоилась.

— Можешь войти. Титул бодрствует и примет тебя.

Он отдал лошадь и плащ подоспевшему прямо к нему слуге, и уставшей походкой прошел под сводом.

Я спрыгнул на пол, чтобы последовать к другому окну, выходящему внутрь Замка и открывавшему вид на площадь со знаком пяти сторон и колоколом. Гость же проследовал за слугой к Палатам Титула, и тот попросил его подождать.

Стены и крыши не мешали мне наблюдать и подслушивать обитателей, но я старался без особой необходимости не пренебрегать человеческим способом простого созерцания, и потому не поленился пересечь покои и занять место на другом подоконнике. Я видел его обычно, пока тот еще был у дверей, но потом мне пришлось, наступая ему на следы, последовать внутрь неосязаемым призраком.