class="p1">Он сжимал телефон так сильно, что было неясно, что трещит громче: корпус аппарата или кости его правой руки.

– Знаешь, я ведь давно поставил звукозапись на все телефоны, – всё так же безучастно просвистел Вакс. Было слышно, как он перекладывает какие-то листы бумаги на своём столе, словно испытывая терпение Германа. – Твои угрозы пойдут в суд. Я советую тебе заткнуться, пока не поздно, и поселиться у себя под столом, где тебе самое место, – Вакс был так спокоен и собран, что Герману хотелось выть от собственной ничтожности.

– Зачем?! Зачем ты это делаешь?!

– Делаю – что? Работаю? Выгляжу успешным? Создаю шедевры? – издевался абонент с той стороны.

– Зачем ты ломаешь мою жизнь?! – закричал во всю глотку Герман.

– У тебя горячка, парень, тебе нужно проспаться. И завязывал бы ты с алкоголем, а то у тебя какие-то помутнения и мания преследования развиваются…

– Заткнись! Заткнись! ЗАТКНИСЬ!!! – Герман стремительно срывал голос, держа телефон перед собой, словно микрофон. – Ты ограбил меня! Взломал мою дверь! Я вызову полицию прямо сейчас и расскажу им обо всём, ты понял меня? Тебя посадят!

– О господи, Герман, тебя что, обокрали? – озабоченно произнёс Вакс, – конечно, тебе срочно нужно вызвать полицию, а что украли? Деньги? Золото? Товар?

– Ты прекрасно знаешь, что ты украл! – Герман перешёл на злобный животный рык.

– Я понятия не имею, о чём ты. Но я могу помочь. А знаешь что, у меня идея! Я могу тебя поддержать! Да, пожалуй, действительно могу! Я дам тебе немного денег в долг, ну, скажем, тысяч двадцать. Хорошая сумма, не так ли? А отдашь, когда сможешь! Ну что?

– Да пошёл ты!

– Я ведь хочу тебе помочь, Цапля. Кстати, через неделю у меня новая программа. Представляешь, я открыл секрет воскрешения!

– Что?! Что ты сказал?!

– Да! Ты не ослышался, я сам в шоке, представляешь, я теперь знаю, как воскресить мёртвое животное, здорово, не правда ли? Трансляция будет в интернете, советую тебе посмо…

Герман взревел так сильно, что ему обожгло лёгкие и горло, и запустил телефон в стену. Тот разбился и прихватил с собой на тот свет горшок из «Вазы».

– Всё кончено, – прошептал Герман, опёршись обеими руками на стол, – всё кончено…

Идти к Ваксу не было смысла – он бы ни за что не смог отбить свою глину, а в полиции его бы послали или, того хуже, – приняли бы за буйного. На минуту Герман задумался о том, что перед смертью можно было бы полить «Вазу» бензином и поджечь. Да, он мог бы отомстить проклятому предателю, и ему бы ничего за это не было. Но так бы он навредил ещё куче ни в чём не повинных людей, а это совсем не поможет ему в возможной реабилитации. Сейчас Герман думал только об одном – спасении собственной души. Только теперь ему пришла в голову мысль о том, что до недавнего времени он всегда был бессмертен, пока участвовал в круговороте. Он жил раз за разом, умирал и рождался, создавая мир вокруг себя, и всегда имел второй, третий, пятый шанс на то, чтобы стать тем, кем требует стать его душа. Возможно, однажды он уже был великим – кто знает, как распоряжается судьбой то место, куда дождём проливается жизнь, чтобы смешаться с землёй и снова стать жизнью.

Герман чувствовал, как потерял нечто намного важнее и ценнее, чем время и новое тело. Он потерял место в этом мире.

– Вы готовы? – спросил Осирис как всегда внезапно, но на этот раз Герман даже не шелохнулся.

– Пора?

– Да.

Герман подошёл к нему и взглянул в пустынные глаза того, кого тысячелетиями именовали Смертью.

Стены мастерской рухнули, исчезли, испарились. Вместо потолка над головой нависло тяжёлое, взбитое, словно тёмные сливки, небо. На голову с него летели черные капли размером с маслину.

Осирис рухнул на колени и, вознеся руки к небу, обрушил их на землю, засадив почти по локти. Герман смотрел на него, словно загипнотизированный. Никогда ещё он не видел такой прыти и силы. Мужчина сгребал землю, словно кремовый торт, – ложками и ни разу не остановился. Он не издавал ни звука или же все звуки заглушал сегодняшний гром, что без конца проверял на прочность небеса.

Герман упал на колени и хотел было запустить пальцы в землю, но не смог. Что-то внутри него сломалось, умерло, испарилось. Он чувствовал, что сама судьба противится его перевоплощению. Скульптор вдруг ясно прочувствовал на губах горький, режущий нёбо вкус безысходности. Как бы он ни старался, что бы он ни делал, но всё обязательно пойдёт против него. Просто он наконец понял, что же на самом деле произошло. Тот кот был не просто животным, которому никто не придаёт особого значения, если он – не вымирающий вид или не заморская диковина. Этот обычный белый непородистый комочек шерсти был частью той пустыни, куда дождём ссыпаются миллионы жизней. Внутри него хранилась целая вселенная душ. Кто знает, ведь в нём могли быть и родители Германа, его рано почившие друзья и знакомые, а ещё многие-многие другие, кто когда-то жил, любил, мечтал. Чем глубже Герман копал, тем невероятней и серьёзней представлялся ему этот обычный банальный и совершенно серый мир. Сыграв в нечестную игру с жизнью, Герман, по сути, поиздевался не просто над одним несчастным котом, он поиздевался над всеми живыми и мёртвыми в его лице, и это было омерзительно.

Когда до конца сборов оставалось с десяток вздохов, Герман всё же собрал немного глины в оба кулака, чтобы просто прочувствовать напоследок соприкосновение с жизнью, с круговоротом, со всеобщим замыслом, который вот-вот должен был обойти его стороной. А потом он помог Осирису сгрести собранное сырьё в разложенный на земле пиджак.

Пустыня исчезла. Осирис стоял на коленях перед Германом, его пальцы пробили паркет и часть бетонной стяжки мастерской – видимо, он пытался собрать ещё глины перед тем, как время закончилось.

Поражённый произошедшим, Герман молча стоял над ним и не мог найти слов, хоть и знал, что сказать что-то нужно. Осирис медленно поднялся с колен и отряхнул ладони друг о друга. Его брюки были изодраны, пиджак был забит под завязку глиной, которой всё равно не хватит даже на треть фигуры.

– Зачем Вам это? – спросил, наконец, Герман, когда оцепенение немного попустило его.

– Затем, что мне нужен скульптор.

– Но я же нарушил столько всего…

– Но Вы же всё поняли.

– Если честно, то понял это только сейчас, а Вы взялись мне помогать, даже не убедившись в том, что