Припарковав машину за квартал от моего дома, мы пошлипешком. Эдик крепко сжимал мою руку. Идти ко мне ему явно не хотелось.

– Катя, ну зачем ты устроила этот маскарад? Какого черта мытуда припремся? Что ты хочешь там увидеть?

– Прежде всего я хочу убедиться в том, что мой такназываемый муж там не появлялся.

– Катя, ну ведь это же глупо! Если там кто и появился, такэто люди Лютого…

Слушая доводы Эдика, я была непреклонна. Пойду – и все!Позвоню в дверь, и мне откроет Паша… Он ласково обнимет меня за плечи, наденеттапочки… Тапочки? Нет уж! Пусть теперь надевает тапочки Миле, с меня хватит!Сыта я этой семейной жизнью по горло. Какого черта она нужна?! От нее однинеприятности!

Во дворе я на секунду прижалась к Эдику и быстро шепнула емуна ухо:

– Расслабься и не будь таким скованным!

– Какого черта мы туда идем, если у нас нет ключей?

– Мы позвоним в дверь. Если нам никто не откроет – поедемназад.

– А если нам кто-нибудь откроет?

– Скажем, что мы Катины знакомые. Спросим, где ее можнонайти, и уйдем.

Подозрительных машин у подъезда не было.

Пашкин джип стоял на стоянке. Поднявшись к себе на этаж, янажала кнопку звонка и принялась ждать. Эдик быстро сунул руку в карман. Ясразу поняла, что там у него лежит пистолет. К моему глубокому удивлению, дверьпочти сразу открылась. На пороге стоял совершенно незнакомый мордоворот. Из-заего плеча выглядывая второй, точно такой же.

– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, а Катя дома? –тоненьким голоском спросила я.

– А вы ей кем будете? – прищурился мордоворот.

– Я ее бывшая одноклассница. Мы с другом здесь проездом. Ятеперь живу в другом городе. Мы с Катей не виделись несколько лет. Мнезахотелось сделать ей сюрприз – вот и нагрянула без предупреждения.

– Катя уехала к бабушке на все лето, – отрезалмордоворот и захлопнул дверь.

Я растерянно оглянулась на Эдика. Легким поворотом головы онпоказал, что нам пора уходить.

На улице я чуть не разрыдалась:

– Сволочи! Какие же сволочи! Оккупировали мою квартиру исидят там, как у себя дома! Ненавижу!

– Только не вздумай реветь. Как-никак, а ты в линзах, –постарался утешить меня Эдик.

– В линзах можно все: и плакать, и смеяться. Им ничего негрозит. Когда я теперь смогу попасть домой?

– Когда мы найдем твоего мужа. Катя, мы с тобой, кажется,собирались в ресторан.

– Поехали, – вздохнула я.

У «Праги», сидя в машине, Эдик тихо сказал:

– Может, ты все-таки примешь прежний вид?

– Я только вошла в образ. Я что, такой тебе совсем ненравлюсь?

– Не знаю… Ты сейчас очень красивая, но какая-тонеестественная. Я привык совсем к другой…

– Когда мы вернемся домой и ляжем спать, я стану прежней.

– А почему это мы ляжем спать? – нахмурился Эдик.

– А у тебя есть другие предложения?

– А у тебя разве нет? Тратить время на сон? Катя, ты меняудивляешь!

Мы оба весело рассмеялись.

В «Праге» я никогда не была. Лишь иногда покупала пирожные вфирменной «Кулинарии».

– Катя, тут несколько залов, – тоном завсегдатая сказалЭдик. – Царский, Московский, Колонный, Арбат… Куда пойдем? Выбирай!

– Скажешь тоже! Как я могу выбирать, если я здесь впервые?

– Тогда пошли в Дворцовый.

Дворцовый зал действительно был ослепительно хорош. Пожилой,полный достоинства метрдотель провел нас за столик. Пробежав глазами меню, япередала его Эдику и стала разглядывать публику. Роскошные дамы сиялидрагоценностями, мужчины были одеты в безукоризненные костюмы.

– Живут же люди! – восторженно воскликнула я.

– Ты это о чем?

– Это я о богатстве. Говорят, что богатство порочно… Ха! Какбы не так! Порочно не богатство – порочна бедность. Слышишь, о чем говорят засоседним столиком? О том, что на выходные они поедут в Африку поохотиться накрокодилов. Я тоже хочу быть богатой.

– Богатые, Катя, как известно, тоже плачут! – засмеялсяЭдик.

– Чушь! С чего им плакать, если у них все есть? Остальноеони могут купить.

– Но ведь любовь нельзя купить за деньги.

– Нет, Эдик, ты ошибаешься… Любовь – это такая тварь! Я дажене знаю, каким еще словом ее можно назвать. Любви нельзя доверять. Она – какпродажная сука. Кто больше даст – к тому и пойдет. – Вспомнив о Пашке, явздохнула.

К столику подошла молоденькая официантка и приняла заказ.

– Катя, – сказал Эдик, – я не настолько богат,чтобы возить тебя в Африку охотиться на крокодилов, но в ресторан по твоемуусмотрению раз в неделю сводить могу.

– Эдик, а ты кто? – спросила я.

– В смысле?

– В смысле того, чем ты занимаешься?

– Занимаюсь нелегальным бизнесом.

– Все с тобой понятно. Ты – бандит…

– Скажешь тоже…

– Ты же в перестрелке участвовал. Пушку, опять же, носишь. ВМоскве группировок много. В одну из них входишь ты.

– Ох, Катерина, какая ж ты у нас сообразительная! –засмеялся Эдик и похлопал меня по руке.

Официантка принесла нам молочного поросенка, фаршированногофисташками, нежнейшую норвежскую лососину, стерлядь в шампанском и грибнойжульен.

– Эдик, я никогда в жизни этого не съем!

– Съешь, Катенька, съешь! Тебе ведь надоела моя яичница скартошкой.

– Не яичница с картошкой, а картошка с яичницей, –засмеялась я и подняла бокал с вином: – Давай выпьем за удачу!

– За удачу и за встречу. За то, что мы с тобой нашли другдруга. Ради такой женщины я готов подставить себя под пули еще и еще раз!

– Да уж, знакомство у нас произошло в экстремальныхобстоятельствах!

Поросенок оказался восхитительно вкусным, лососина таяла ворту…

Когда заиграла музыка, Эдик пригласил меня танцевать. Вовремя танца он прижимал меня к себе и говорил ласковые слова. Я была на вершинеблаженства.

– Катя, – спросил Эдик, усаживая меня за столик, –а с линзами точно ничего не случится?