«А слово «благородный» мадам вообще не упомянула», – мысленно отметил Петр. Впрочем, оно и немудрено – уж слишком старательно он выказывал себя жадным и беспринципным проходимцем. Но, утешив себя тем, что ради счастья друга можно и в дегте вымазаться, и в перьях обваляться, и голым на столах поплясать, он продолжил, благо, сейчас по его раскладу предстояло ослабить напор, чтобы получился контрастный душ: от надежды к отчаянию и обратно.

– Ой, я вас умоляю! – иронично усмехнулся он. – Вы, сударыня, меня никак за палача держите. Нет, при большой нужде я могу потрудиться и на этом почтенном поприще, но не сейчас. К чему пытки, когда вполне достаточно небольшого обыска, благо, вещей у вас немного, а не найдя среди них нужного документа, можно подвергнуть вас личному досмотру. Сразу оговорюсь, что мне нет нужды самолично лезть под юбки, – уточнил он, заметив, как лицо Изабеллы снова зарделось гневным румянцем. – Достаточно приказать это какой-нибудь служанке. За один пражский грош она весьма тщательно прощупает каждый кусочек ткани на всей одежде. А уж какой обыск она учинит, если посулить ей золотой флорин – за это я вообще молчу. Но я вовсе не собираюсь отнимать у вас драгоценную бумажку и прошу просто подтвердить, что она находится у вас. Ну и само собой покажете мне ее. Очень хочется лицезреть листочек ценою… свыше миллиона золотых флоринов. Обязуюсь при этом не кидаться на вас коршуном, пытаясь выхватить ее из ваших рук.

– А проку с того, что вы ее выхватите?

– Ну как же, – развел руками Сангре. – Насколько мне известно, она выписана на предъявителя, – и, глядя на вздрогнувшую Изабеллу, уставившуюся на него, мягко улыбнулся. – Видите, мне известно даже это, и я прекрасно понимаю ваши опасения. Попади она в руки кого другого, и вы действительно станете ему не нужны. Но заверяю еще раз – я отнимать ее не собираюсь. Просто у меня привычка работать с партнером на доверии, а ее показ и будет с вашей стороны демонстрацией такового по отношению ко мне. Так что?

Она задумалась, весьма мило прикусив нижнюю губку и демонстрируя ряд мелких, но острых белоснежных зубов.

– Кабальеро настолько откровенен, что я, пожалуй… ему поверю. Но мне понадобится моя служанка, дабы… расшнуровать корсет.

Сангре кивнул и пошел звать братьев-жмудинов, несущих стражу подле комнаты. Не то чтобы он опасался побега Изабеллы, но отчего бы лишний раз не продемонстрировать пару безобразных рож, внушающих страх. Так, на всякий случай, для вящей сговорчивости. Отправив Вилкаса за служанкой, он вернулся обратно.

Некоторое время они сидели молча, но Загада появилась быстро. Сангре вышел, вернувшись на зов спустя пять минут. К столу он подходить не стал, оперся спиной о дверной косяк и даже руки демонстративно скрестил на груди, давая понять, что помнит свои обещания и намерен выполнить их. Свиток, находившийся в вытянутой вперед руке Изабеллы, со свешивающимися с него тяжелыми серебряными печатями, выглядел солидно.

– Нельзя ли уточнить сумму, указанную в нем? – попросил Петр.

– С учетом накопившихся процентов один миллион и пятьдесят тысяч флоринов. Но это было три года назад, а если кабальеро интересует нынешняя, она составляет миллион и двести семьдесят тысяч флоринов, – отчеканила она.

Свиток при этих словах многозначительно дрогнул в ее руке, словно намекал или даже просил кинуться и выхватить его из руки доньи. Сангре перевел взгляд на ее лицо и его внезапно осенило: «Да она специально меня провоцирует! Кажется, я перестарался, демонстрируя свою гнусную меркантильную сущность». В памяти всплыла фраза из знаменитого фильма: «Совсем уж меня за ссученного держите, гражданин начальник». Он усмехнулся и медленно шагнул вперед, продолжая смотреть ей в глаза. За первым шагом последовал второй, за ним третий… Остановившись подле Изабеллы, он заложил руки за спину и, склонившись поближе к свитку, принялся разглядывать печать.

– Неужто серебряная? – поинтересовался он.

– Так предложил мой должник Овадья бен Иегуда. Он сказал, что долговое обязательство на сумму свыше миллиона флоринов неприлично запечатывать обыкновенным свинцом, и нотариус заменил его на серебро, – ответила испанка.

Петр понимающе кивнул, выпрямившись, перевел взгляд на стол, бесцеремонно вытряхнул из шкатулки показания инквизитора, и… неспешно вынул из руки Изабеллы свиток. Та не противилась, а лицо ее выражало скорее любопытство, чем возмущение. Но это вначале, а после того, как Сангре, аккуратно свернув долговое обязательство в трубку, положил его в шкатулку, закрыл крышку и пододвинул обратно испанке, в ее глазах читалось неподдельное изумление.

– И это все? – разочарованно спросила она.

– А что еще? – пожал плечами Петр. – Долговое обязательство на сумму свыше миллиона флоринов неприлично не только запечатывать обыкновенным свинцом, но и держать в местах, явно не приспособленных для хранения. Кстати, наш пленный шейх раз десять проблеял, что золото храмовников проклятое, так что рекомендую: поосторожнее с ним.

– Но кабальеро не стал даже читать, – пропустила она мимо ушей предупреждение. – Вдруг я…

– Как подобает благородному рыцарю я темен и невежественен, и грамоте не разумею, – пояснил Сангре. – Зато убедился в главном: долговое обязательство этого Оладьи на самом деле находится у вас и донья готова доверить нам сей свиток, не опасаясь, что мы его присвоим.

– Доверить? Но зачем?

– Для получения пятнадцати тысяч, обещанных вами, необходимо выехать в Гамбург, – развел руками Сангре, – а там всех нас будут вновь поджидать отцы-инквизиторы. Вывод: мы получим не золото, а от мертвого осла уши. Или рукава от жилетки. То есть предстоит придумать немало всякого разного, чтобы уцелеть и по возможности покинуть город, несмотря на все гостеприимство и радушие встречающих нас хозяев, не просто живыми и здоровыми, но и с золотом. Поэтому отправляться туда вместе с вами я не собираюсь.

– Как?! Без меня?! Но… это невозможно!

– Почему? Очень даже возможно. Это уцелеть в кампании с вами будет невозможно. Следовательно, придется довериться нам, на время расставшись со своей бумажкой. Вот я и проверил, в силах ли вы преодолеть опасения и вручить ее нам. Заодно и вам дал возможность убедиться в том, что мы – идальгистые кабальеры, слову своему верны. Ну а теперь я готов внимательно выслушать рассказ, включающий описание как вашей собственной жизни, так и жизни вашего загадочного слуги. Я жду.

Изабелла замялась, но, покосившись на шкатулку с лежащим в ней свитком, послушалась, оговорив при этом, что поведает лишь о себе – она надеется что слуга в скором времени придет в себя и сам решит, рассказывать о себе или нет, и что именно.

Глава 10. Завещание великого магистра

…Хрупкая Маргарита, жена почтенного сеньора Педро Хуана Франциска де Ленды, родив девочку, не прожила и недели – открывшееся после родов кровотечение остановить не удалось. Само дитя оказалось слабым и хилым. Болезни преследовали Изабеллу с рождения. Трудно сказать, дотянула б она хотя бы до десяти лет, не прибегни ее отец к помощи своего друга – знаменитого врача Арнольда из Виллановы, слывшего чернокнижником и алхимиком. В то время он проживавал в Арагоне и согласился даже на то, чтобы восьмилетняя Изабелла пожила в его доме, находясь таким образом под постоянным контролем с его стороны. А со временем, видя в ней неуемную страсть к знаниям (к тому времени она успела усвоить греческий язык и латынь), он взял ее в ученицы. Так она выучилась арабскому языку и постигла азы алхимии.