– Наймешь себе сиделку, – рассмеялся Петрус. – Впрочем, я неверю, что для тебя любовь – это тихая пристань под конец жизни.

Темнеть начало часов в девять. Виноградники остались позади,а мы двигались едва ли не по пустыне. Оглядевшись, я увидел вдалеке среди скалмаленький скит – подобные довольно часто попадались нам на пути. Мы прошли ещенемного, потом отклонились от маршрута, помеченного желтыми знаками, иприблизились к хижине.

Подойдя почти вплотную, Петрус выкрикнул какое-то имя – акакое, я не разобрал, – и остановился, прислушиваясь. Ответа не последовало.Петрус позвал снова, и опять никто не отозвался.

– Ладно, все равно пойдем, – решил он. И мы вошли.

Четыре выбеленные стены. Открытая дверь – верней сказать,двери не было вообще, вход прикрывал деревянный щит полметра высотой, едвадержавшийся на одной петле. Внутри – каменный очаг и несколько мисок, аккуратносложенных на полу. В одной из них была пшеница, в другой – картофель. Мы молчасели. Петрус закурил и сказал, что мы должны подождать. Ноги у меня гудели отусталости, но что-то в этой хижине вселяло в меня беспокойство. Не будь рядомПетруса, оно переросло бы в страх.

– А где же спит тот, кто здесь живет? – спросил я простотак, только чтобы нарушить гнетущее молчание.

– Там, где ты сидишь, – ответил Петрус, показав на голыйземляной пол.

Я хотел было передвинуться, но он велел мне оставаться наместе. Наверно, на дворе похолодало, потому что я начал мерзнуть.

Мы ждали почти целый час. Петрус еще дважды звал кого-то, апотом замолчал. И только я подумал, что сейчас мы наконец двинемся дальше, какон неожиданно заговорил:

– Здесь присутствует одно из двух проявлений Агапе, –сообщил он, погасив окурок третьей сигареты. – Не единственное, но самоечистое. Агапе есть абсолютная Любовь, Любовь Всеобъемлющая, которая полностьюпоглощает того человека, в которого вселилась. Тот, кто познал Агапе, видит,что все, кроме любви, в этом мире значения не имеет. Этот род Любви испытывалХристос по отношению к людям, и Любовь Его была столь сильна, что повернуласудьбы мира, изменила ход истории. Его отшельническая жизнь позволила совершитьтакое, что оказалось не под силу владыкам земным со всеми их армиями.

На протяжении тысячелетней истории цивилизации многим людямслучалось познать Любовь Всеобъемлющую. И они столь многое были готовы отдатьмиру, – а мир требовал так мало, – что обычно уходили в пустыни и в уединенныескиты, ибо Любовь, которую они переживали, преображала их. Они становилисьсвятыми отшельниками, чьи имена мы знаем и сегодня.

Нам с тобой, практикующим иной род Агапе, их суровая, полнаялишений жизнь может показаться ужасной. Но для тех, кто охвачен ЛюбовьюВсеобъемлющей, все остальное – абсолютно все – полностью теряет свое значение.Эти люди живут только ради этой Любви.

Петрус рассказал мне, что в здешней хижине живет монах поимени Альфонсо, с которым повстречался во время первого своего паломничества вКомпостелу, когда тот собирал плоды для пропитания. Проводник Петруса, человекгораздо более просвещенный, чем он сам, оказался другом Альфонсо, так что онивтроем провели Ритуал Агапе, или упражнение Голубой Сферы. Петрус признался,что это было одним из ярчайших впечатлений его жизни: даже сейчас, выполняя этоупражнение, он вспоминает хижину отшельника и самого Альфонсо. Никогда раньше яне слышал, чтобы Петрус говорил так взволнованно и горячо.

– Агапе – это Любовь Всеобъемлющая, – еще раз повторил он,как будто эта фраза лучше всего определила этот необычный вид Любви. – МартинЛютер Кинг как-то раз заметил, что, когда Христос говорил о том, что надолюбить своих врагов, он подразумевал Агапе. Потому что «невозможно любить нашихврагов, тех, кто причиняет нам зло, кто стремится сделать наше и без тогонелегкое бытие совсем невыносимым». Но Агапе – это гораздо больше, чем любовь вобычном смысле, предполагающая симпатию или влечение. Благодаря этому чувству,которое овладевает нами целиком, не оставляя ни единой свободной клеточки,прахом идет любая попытка проявить агрессию.

Ты уже научился возрождать себя, не быть жестоким к себе,общаться со своим Вестником. Но все, что ты делаешь сейчас, и все, чегодостигнешь, пройдя по Пути Сантьяго, – обретет смысл, лишь когда ЛюбовьВсеобъемлющая осенит это.

Я напомнил Петрусу, что он говорил о двух ипостасях Агапе. Иесли уж он не стал отшельником, то, скорей всего, сам не практикует первуюформу.

– Верно. И ты, и я, и большинство тех, кто идет по ПутиСантьяго и изучает практики RAM, переживают Агапе в другом виде – оно нисходитна них как воодушевление, или вдохновение.

В древности это вдохновение принимало вид транса, илиэкстаза – связи с Богом. Воодушевление – это Агапе, направленное на что-товещественное или умозрительное. Все мы проходили через это. Когда мы любимкого-то или верим во что-то всем сердцем, мы чувствуем себя сильнее, чем мир, инас осеняет спокойная уверенность, проистекающая из сознания того, что никто непоколеблет нашу веру. Эта необычная сила позволяет нам принимать решениясвоевременные и уместные, и, достигнув цели, мы порой сами удивляемся: как этонам удалось. А удалось потому,-что, когда ведешь Правый Бой, все остальное ужене важно, и волна воодушевления несет нас к нашей цели.

Воодушевление обычно проявляется во всем своем могуществе впервые годы нашей жизни. В эту пору мы еще прочно связаны с божеством и с такимувлечением предаемся игре, что куклы оживают, а оловянные солдатики –маршируют. Когда Иисус говорил, что Царство Небесное принадлежит детям, он имелв виду Агапе, проявляющуюся как воодушевление. Детям неинтересны были ни чудеса,которые Он совершал, ни Его мудрость, ни фарисеи, ни апостолы. Нет, детиприходят к Нему путем радостной игры, движимые воодушевлением.

Я поделился с Петрусом тем, что открылось мне лишь сегодня:Путь Сантьяго завладел мною безраздельно. Дни и ночи, проведенные нами поднебом Испании, почти заставили меня забыть про меч, который я искал, исделались самоценным, единственным в своем роде впечатлением. А все прочееутратило свое прежнее значение.