И даже легкомысленный ветер Гоби забудет ее настоящее место.

Давно уже канула в небытие великая советско-китайская дружба, и не пели на улицах «Слышен на Волге голос Янцзы, видят китайцы сиянье Кремля…». Но поезд «Пекин – Москва» все раз в неделю, по понедельникам, покидал центральный вокзал китайской столицы и отправлялся на север. Состав из десяти мягких пульманов с роскошной отделкой. Ресторан, где повара-виртуозы, поголовно – члены Коммунистической партии Китая, способные и утку по-пекински, и фуа-гра соорудить с одинаковым искусством.

На станции Сумбэр особенный эшелон стоял целый час. Из вагонов высыпали красавцы-проводники в шинелях генеральского сукна и белых перчатках, бросались надраивать и так сияющие ручки и стекла.

Пассажиры – сплошь функционеры в костюмах одинакового покроя, с тяжелой печатью ответственности на озабоченных лицах. Но в последнее время все больше становилось туристов со всего света: моду набирал недельный трип через Сибирь в перестроечную Москву.

И для советских, и для монголов этот эшелон – еженедельная головная боль. Заранее совместные патрули зачищали станцию от усталых командировочных солдатиков в потрепанных бушлатах, лихих дембелей и перепуганных аратов. Сами прятались за угол и лупили глаза на раскованных иностранцев – гладких, сытых, самоуверенных. Гости громко разговаривали, бродили по станции, снимали фотоаппаратами и дорогущими ручными кинокамерами все подряд, всякую ерунду – от железнодорожного расписания до пылящего далеко в степи на низкорослом коне пастуха. Некоторые забредали в вокзальный ресторан, по такому случаю вылизанный до блеска. На входе вывешивалась табличка на всех языках: закрыто на обслуживание заграничных пассажиров.

Монгольский милиционер у ресторанной двери заискивающе улыбался, распахивал створки – некоторые принимали его за швейцара, кидали мелочь, а то и мятые бумажки. Строго отсекал любопытных местных и советских, тыкал пальцем в табличку. Но этого человека пропустил сразу, не дожидаясь, пока тот достанет документ – знал в лицо.

Монгол вошел в зал, огляделся – все было забито. Посреди ресторана собралась американская компания, вольготно расселась. Орали, хохотали, гоняли обслугу – заказывали блюдо или напиток, нюхали, отодвигали с отвращением и требовали следующего по списку.

У окна за маленьким столиком сидел подтянутый китаец с седым аккуратным бобриком, его пальто лежало на свободном стуле. Официант узнал вошедшего монгола, подскочил, виновато развел руками: «все занято». Китаец поднял взгляд от меню, убрал пальто, жестом пригласил – «присаживайтесь». Официант облегченно вздохнул, унесся на кухню, исполнять очередной каприз янки.

Монгол благодарно кивнул, сел за стол к китайцу. Произнес по-английски:

– Вы очень любезны.

– Не стоит благодарности. – Седой протянул меню. В уголке, еле заметным карандашом, два иероглифа: «желтый» и «судьба». – Что-нибудь посоветуете из местной кухни?

Монгол произнес отзыв:

– Устрицы вам здесь не подадут.

Первое волнение агентурной встречи прошло, но монгол все равно ерзал на стуле. Местная госбезопасность – одно название, смех! Но русская контрразведка внушала опасение. Конечно, станция – не их территория, но мало ли…

У туриста в кармане лежал настоящий паспорт на имя бизнесмена из Малайзии, представителя тамошней китайской диаспоры. Однако монгол прекрасно знал: перед ним – начальник отделения второго управления Генштаба Народно-освободительной армии Китая товарищ Ши Пин. Проще говоря – военная разведка.

Разговор шел тяжело. Седой давил:

– Ваша активность не соответствует нашим ожиданиям. Время идет, и ничего серьезного не сделано.

– Вы не представляете, насколько трудно работать. Местные очень редко вербуются – ненавидят Китай гораздо больше, чем русских.

Ши Пин нахмурился:

– Тем не менее средства и помощь вы получаете исправно. Еще в сентябре мы усилили вас одним из лучших своих профессионалов – используйте его.

Собеседник кивнул, соглашаясь.

– И чуть не провалились из-за этого, вашего… – Седой щелкнул пальцами, вспомнил, сказал по-русски: – Прапорщика. Вы молодец, что грамотно его устранили, свели стрелки на монгольскую сторону. Насколько я помню из отчета, расследование зашло в тупик? Это хорошо. И нам известно, что в Улан-Баторе в связи с инцидентом советские задавали неприятные вопросы союзникам. Но это – мелочи. Значит, так. Нужна хорошая акция – с применением оружия, с трупами. И обязательно – с международным резонансом.

– Нападение на русскую военную часть? Склады? Тут недалеко бензохранилище…

Разведчик тяжело вздохнул. Господи, с какими дилетантами приходится иметь дело!

– Ну, сгорит сотня тонн топлива – о такой мелочи ни один телеканал не станет сообщать. Надо напасть. На поезд.

– Какой поезд?

Ши Пин усмехнулся и показал пальцем в окно:

– На этот. Через две недели на нем поедет делегация на международную выставку в Иркутске. Журналисты, бизнесмены из Австралии, Штатов, Сингапура. Обстреляете из тех самых автоматов, что взяли у русских.

Патронов не экономьте. Калибр «пять сорок пять» в монгольской армии не используется. Значит, только русские военные могли убить мирных иностранцев. Неважно, спьяну или от пещерной ненависти к западной демократии. Подумайте, как сделать так, чтобы рядом с местом происшествия оказались советские. Наше ведомство позаботится о правильной подаче происшествия в средствах массовой информации. А это – серьезный повод для того, чтобы поднять вопрос о выводе советских войск из Монголии. Так как они – угроза миру, престижу МНР. – Седой покрутил рукой. – Как-то так. Понятно?

– Ясно. – Монгол наклонил голову в знак согласия и не сразу поднял.

Чтобы успеть спрятать страх в глазах.

* * *

– …За недобросовестное исполнение обязанностей при подготовке личного состава автоколонны, приведшее к гибели подчиненных, объявить коммунисту Тагирову выговор с занесением в учетную карточку. Кто «за»? «Против»? Воздержался? Принято единогласно. Все, товарищи коммунисты, повестка дня исчерпана, собрание объявляю закрытым. – Парторг начал собирать бумажки.

Заскрипели стулья. Народ, уставший от долгого сидения, весело гомоня, пошел на выход. Те, кто проходил мимо, ободряюще подмигивали Тагирову, похлопывали по плечу: легко, мол, отделался. Разгром батальона РАВ завершился – командира уволили в запас (хорошо хоть, что с пенсией). Замполита, который вообще ни сном ни духом не знал о происшедшем и только что приехал из отпуска, перевели с понижением в должности в Забайкалье. Заместитель командира по тылу, в ведении которого находился ограбленный склад вооружения, сидел в Чите, в штабе округа, и ждал решения участи – просто увольнение или суд.

Сундуков подошел, начал: