– Я знаю, ты от меня что-то скрываешь, – говорила Охотница. – Расскажи, легче станет.

– Да, я действительно от тебя кое-что скрывал, – сломался, наконец, любовник ее и жертва. – Я так и не сказал тебе, но есть то, что стоит между нами. У меня есть жена и дети. – Выдал он свою “тайну”.

– Ты очень честен, – погладила Охотница его по голове. – Ты такой нравишься.

На самом деле Охотница знала, что это далеко не та тайна, которую хотела бы услышать.

Это были странные встречи. В результате он врал жене, что по заданию ему нужно отправиться в Хувал еще и еще. Он не нашел то, что искал и уже понимал, что не найдет. А ей – нужна была его тайна.

– Как тебя зовут? – наконец, она спросила его, когда решила, что созданного ей антуража инкогнито уже более чем достаточно, и он не будет ее бояться. Теперь нужно было, наоборот, создать доверительные отношения.

– Антон, – назвал разведчик свое настоящее имя. – А тебя?

– Иудифь, – соврала Охотница. Ибо имени у нее не было.

– Редкое, красивое имя, – признал Антон. “Иудифь” с ним согласилась.

Охотница долго расспрашивала Антона, не превышая допустимого, чтобы не разрушить и без того хрупкое доверие.

Только однажды он сознался, что интересуется историей. Впрочем, и это было уже подозрительно. Иудифь не стала вытягивать большее, но посоветовала поискать материалы по старьевщикам, может что и найдется.

Отношения между Антоном и Джайной портились все сильнее. Иудифь показала ему, как долго он уже испытывал однообразие, как ему хотелось свежих чувств, новых открытий, новых эмоций. Всего того, чего ему не могла дать жена, поглощенная серой обыденностью и заботой о детях.

И Антон вновь наведался в Хувал. Стояли предпраздничные зимние дни. Близился прошлогодний Йултад. Снега не было, но почва замерзла. Все было в ожидании снегопада.  Они опять поругались с женой. Джайна сетовала, что даже в праздник он не может остаться с ней.

– У тебя там появилась другая? – спрашивала она в робком предчувствии.

– Ну что ты, нет! – всеми силами отнекивался он.

– А зачем тогда в канун, туда?

– Самый раз на распродажах старьевщиков я найду карту на Орбус. Ты же знаешь, Орден давно ее трясет.

– Только не раскрой нас. – Пожелала Джайна. Она не знала, что Антон уже давно разоблачил себя и их местожительство.

В Хувале Антон встретился с Иудифью. В городе тоже не было снега, но в свете фонарей раннего вечера они отправились на Мичуринский спуск и вместе нашли у старьевщиков пару карт. Иудифь не задавала лишних вопросов. Затем отправились к ней, где и переночевали. Иудифь была к нему равнодушна, как никогда. Ни поцелуя, ни доброго слова. Просто холодная дружба. Как она переменилась! Утром Иудифь призналась, что не любит его, и что их отношения зашли слишком далеко. Антон не ожидал такого. Но что делать.

Он грустил. А Охотница знала, что новый стресс обнажит его слабые стороны, и теперь она сумеет вычислить, кому тот попытается передать карту.

Антон возвращался домой. Добрался до деревни и хлюпал по лужам к своему дому. Сегодня ночью – праздник. Настроение было совсем не предйултадское. Моросил дождь. Антон подумал, а там, в Хувале, наверняка, уже с новым ухажером гуляет его возлюбленная, как точно так же гуляли они. И там идет снег. А здесь – нет. У него рождались в голове строки. Да, он иногда любил побаловаться стихами.

А когда вернулся домой, он записал на клочке бумаги:

А память плачет о потере,

И сердце бьется, как в огне,

Переживая, и не веря.

Душа любовь, что есть во мне.

И капли падают в пучину,

Терзая сердце тишиной

Ищу ответы и причины...

О, если б холод был со мной!

Но где-то ярким переливом,

Как праздничная мишура,

Над головой родной и милой,

Снежинки падают шурша.

И я вернусь домой по лужам,

И сам скажу себе: не трожь

Былое и забудь про стужи.

Идет Йултадский дождь.

Стих он посвятил Иудифи, но не подписал ни посвящения, ни названия. Так и осталось творение лежать безымянным клочком бумаги. Когда строки были дописаны, Антон, наконец заметил, как в доме тихо. Семья не стала праздновать Йултад, уснули безмятежным сном. И Антон, оставив на столе стих, но прихватив карту, отправился к своему другу. Звали того Александр Сергеевич, почти как поэт, но иногда они могли пообщаться на душевные темы. Антон иногда звал Сергеича поэтом, хотя тот не написал ни единого стиха. Вся его поэтическая натура состояла разве, что в умении выпить. Антон давно уже не пил, но сейчас решил залить горести.

Он не знал, зачем взял карту. Наверное от того, что разум немного помутился.

Сергеич жил один. Раньше у него была семья. Он и прежде любил выпить, но когда увлечение стало самой главной целью его жизни, и жена, прихватив обеих дочерей ушли от него к родителям, уехали в другую деревню. Сергеича это не смутило.

– И чего грустишь? – спрашивал Антона собутыльник. – Баба бросила.

– Да считай, что да.

– Ну, отойдет твоя Джайна.

– Да не она.

– Ну ты мачо. А я думал, вы с супругой – душа в душу.

– Да уж, старина. У меня такое чувство, что меня обе бросили.

Антон сам не знал, как получилось, но вместо газеты он расстелил архивную карту. Купленную на деньги ордена и немаленькие, с равными краями и выцветшую. Сейчас на ней были разложены лук и пара селедок, пустивших на артефакт масляные пятна.

– О, да ты совсем не в себе! – сказал Сергеич.

– Почему, Александр?

– Ты гляди, какую карту достал. Да это карта луны!

– Да ну, какой луны, – усмехнулся Антон. – просто фантазии древних картографов.

– Не луны. – Озарила догадка старого алкаша. – Это карта Орбуса. Смотри. Вот топь. Это горы. Здесь обитают черти.

– Ну ты совсем уже лишнего хватил. – Заметил его друг.

– Да, там черти. И вот там черти. – Он показал за спину Антона.

Антон обернулся, но там стояли два охотника. Антон хотел дернуть, но не успел. Стрела арбалета сразила его.

– Не дергайся. – Сказал второй охотник Сергеичу. – Или иначе тоже пришьем.

Они пытали бедолагу. Выспрашивали, где лагерь. Зачем им карта Орбуса?

Но алкоголик похоже потерял чувствительность под анестезирующей силой спирта. Или совсем повредился рассудком. Он только вопил что-то про чертей, как его окружают одни черти, и что сам Антон – тоже черт.