Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пришлось уйти, пока он не передумал и не арестовал меня тутже на месте. В приемной лысый доктор продолжал приводить в чувство единственнуюи последнюю представительницу туристского агентства. Спустившись вниз на лифте,я миновал холл, запруженный журналистами и фотографами, и заперся в телефоннойбудке.
— Полиция! — ответил мужской голос на другом концепровода.
— Пожалуйста, уголовную! — сказал я нарочитогрубым голосом.
Меня переключили на требуемый номер.
— Уголовная полиция! Инспектор Мондерс слушает!
— Попросите, пожалуйста, лейтенанта Рурке к телефону!
— Лейтенант на задании. Кто говорит?
— Друг. Скажите лейтенанту, что, если он намерен узнатьпобольше о том типе, что забывает повсюду кухонные ножи, пусть обратится кБицепсу Смайноффу.
— Смайнофф? Не понимаю. О чем идет речь? — спросилМондерс.
— Об убийстве. И запомни имя — Бицепс Смайнофф. Иповесил трубку. Я полагал, что Смайнофф не убивал ни Хадсона, ни Хартли, но оннаверняка работал на того типа, который немало знал обо всем этом. Полиции былоизвестно о деятельности Смайноффа. Учитывая его уголовное досье, полицейские нестанут долго размышлять, схватят его и подвергнут обработке. Возможно,что-нибудь и узнают; во всяком случае, работодатели Смайноффа решат, чтополиция взялась за дело основательно и наступает им на пятки. Это можетпривести к интересным результатам.
…Газета «Мир» в Монктон-Сити помещается в здании из тесаногокамня, расположенном в самом центре города. В местной прессе эта газетазанимает особое место. Она не принадлежит к какой-либо партийной группировке ине содержится на средства местных финансовых воротил. Газета была основанапосле первой мировой войны и поначалу была почти незаметной; популярность онаприобрела сенсационным разоблачением финансовых скандалов в тридцатые годы.Главным редактором ее вот уже восемнадцать лет был Чад Штейнер. Он представлялсобой журналиста старой школы, про которых говорят, что у них в жилах течетстолько же чернил, сколько крови. Видя, что я вхожу в его кабинет, онпоприветствовал меня кивком головы:
— Привет, Простои! Долго же мы с тобой не виделись! Ксожалению, сейчас очень занят, дел по горло!
У Чада вечно озабоченное лицо, покрытое глубокими морщинами.В пятьдесят три года он уже приобрел старческий вид, впрочем, насколько помню,он всегда так выглядел.
— Чад, я пришел к тебе вовсе не затем, чтобы докучатьпо пустякам. Думаю, мы могли бы заключить сделку. Он вздернул брови.
— Сделку? Я бедный человек, Престон. Мне нечего тебепредложить.
— Есть что. Кое-какие сведения.
— Сведения! В таком случае ты попал по адресу. Безпохвальбы могу сказать, я в курсе всего, что происходит в мире, а если чего инет в моих архивах, то есть тут! — И он постучал себя по лбу.
— Хуже другое, Чад! Я тоже бедный человек и вряд ли чтосмогу предложить. Но не исключено, что выведу тебя на весьма смачное дело.Конечно, и другие потом о нем разнюхают, но тебе гарантирую право первойпечати, будешь получать информацию раньше других газетенок!
— Престон, — заявил Штейнер, нахмуривброви, — если хочешь иметь со мной дело, то не забывай: моя газетаназывается «Мир», и я не позволю именовать ее газетенкой. Это тебе небульварный листок желтой прессы! А теперь выкладывай, что именно тебяинтересует?
— Доводилось ли тебе слышать о некоем Свенсоне? ГарриСвенсоне?
— Разумеется. Ну и что?
— Меня интересует преступление, которое было совершеновчера. Свели счеты с неким Хадсоном.
— Убийство кухонным ножом? Это что, Свенсон егоприкончил?
Я рассмеялся.
— Послушай, Чад, ты же прекрасно понимаешь, будь всетак просто, меня бы здесь не было. Тебе известно, думаю, что сегодня утром ещеодного прикончили. В том здании, где это произошло, я заметил двух твоихпарней.
— Да, мы в курсе. Опять кухонный нож…
— Я считаю, что быстрей разберусь во всей этой истории,если побольше узнаю о Свенсоне.
— Понятно. Послушай, мне не хочется выглядеть в твоихглазах навязчивым, но все же скажи: тебе-то какое до этого дело?
По тону я понял, что Чад заинтересовался этой историей. ОСвенсоне мне мог бы дать исчерпывающие сведения любой городской журналист, но ядоверял только Штейнеру. Вот почему сразу к нему и обратился. Собравшись сдухом, рассказал ему некоторую часть того, что мне было известно. Не все,конечно. Кстати сказать, миссис Уайтон при этом не упоминалась. Чад внимательновыслушал меня, ни разу не перебив. Потом сказал:
— Вся эта история, конечно, заслуживает внимания, тутчто-то есть сенсационное. Но скажи мне, пожалуйста, почему вдруг тызаинтересовался Свенсоном?
— На мой взгляд, тут разыгрывается какая-то комбинация.Мне кажется, Хадсон и Хартли поплатились жизнью отнюдь не по каким-то тамличным мотивам. То есть тут причиной не ревность, ненависть или месть. Этиубийства совершены по корыстным соображениям, и единственным, кто может быть кэтому причастен, так это Свенсон.
— Хорошо. Ты хочешь сказать, что сам Свенсон этимгрязным делом лично не занимался, а лишь дергал за веревочки?
— Да, что-то вроде этого.
Чад закрыл глаза и призадумался.
— Что ж, допустимо. Насколько мне известно, Свенсон натакое способен. Пойдем-ка посмотрим архивы.
Мы вышли из кабинета редактора и спустились в подвал. Там наполках в идеальном порядке хранились папки с вырезками из газет за последниепятьдесят лет. Рядом стояли металлические шкафы, где в ящиках размещаласькартотека со сложной системой шифров.
Чад порылся в картотеке, потом достал одну из папок. В нейбыло несколько газетных вырезок с пометкой: «Свенсон, Гарри». Чад началпросматривать их с конца.
— Это именно то, что я и думал! — сказал он,передавая мне вырезки.
Его внимание прежде всего привлекла вырезка пятилетней давности.Свенсон был замешан в истории, связанной со сводничеством. Имелось достаточноданных, чтобы привлечь его к суду, но в процессе расследования дело былозакрыто. Не оказалось достаточного количества улик для организации судебногопроцесса. Я быстро перелистал все вырезки. Газетные заметки сообщали одеятельности Свенсона в сфере театрального искусства как импресарио, имелисьфотографии, на которых он был изображен в компании с известными актрисами.Некоторые из актрис мне были знакомы.
— Нашел что-нибудь ценное для себя? — спросил Чад.
Я с обескураженным видом отрицательно покачал головой.