Боже, да за ним уже выстроилась целая вереница недовольных водил. Все сигналят и ругаются.

– Ну так что? Едем или как? – не обращая внимания на нелестные возгласы позади себя, настаивает парень.

– Или как, – твердо произношу я, намереваясь протиснуться между двумя бамперами.

Но прежде чем я успеваю шевельнуться, «Порше» резко выруливает вправо, въезжает на тротуар, и под яростные выкрики разъяренных автовладельцев Майкл «его высочество» Эддингтон вылезает из машины.

– Здесь парковка запрещена, – указываю на громоздкий знак на столбе. – Тебя оштрафуют.

– Я хотел извиниться, – говорит он, проигнорировав мое вполне уместное замечание. – Я лишнего наболтал, хреново себя вел…

О, это еще мягко сказано!

– В общем, мир? – Он протягивает мне руку, а я смотрю на нее и колеблюсь. – Прости, я был груб с тобой, и…

– Чертовски груб, – прервав его на полуслове, соглашаюсь я, – и не только со мной.

Майк криво усмехается, снимает очки и вешает их за воротник своей белой майки.

– Печешься о моем брате? – спрашивает он, глядя мне прямо в глаза.

Я смущаюсь.

– Нет, просто констатирую факт.

– Хорошо, – он улыбается, – если тебя это утешит, то: а) Роберт не из обидчивых и б) у нас бывали ссоры и помасштабнее.

Помасштабнее? С вилами и котлами с бурлящим кипятком? Ну и ну.

Впрочем, мне-то какое дело? Их семейные стычки меня не касаются. Он приехал, чтобы помириться со мной, никто не просил меня вступаться за Роберта.

Наконец, я протягиваю ему руку. Он пожимает ее и довольно улыбается.

– Поехали, а то меня и впрямь оштрафуют.

Мы садимся в машину. Майк включает магнитолу, и по салону разлетается мощный электро-хаус[17].

Я морщусь. Ненавижу клубную музыку!

– Что, предпочитаешь старый добрый классический рок? – иронично произносит он, чуть убавив звук.

Я знаю, на что, вернее, на кого он намекает.

– Я предпочитаю тишину или, на худой конец, радио, – уклончиво отвечаю я и пристегиваюсь.

Майк хмыкает, мол, охотно верю, затем плавно съезжает с тротуара, и вот мы уже катимся по направлению к Восьмой авеню.

– Итак, ты запала на моего брата?

Что?

У меня сердце подпрыгивает.

Черт, к такой пуле я не готовилась!

Как он узнал?!

Кто еще знает?

Так, спокойно, не дрейфь.

– С чего ты взял? – делаю непринужденный вид, по-прежнему изучая пейзаж за окном, хотя внутри все так и сжимается.

– Хорошо разбираюсь в женщинах.

Дон, мать его, Жуан.

– Не во всех, значит.

– Да ладно тебе, – напирает на меня Майк, свернув на втором перекрестке. – Мы же взрослые люди, и…

– И твой брат мне безразличен, ясно? – нервно отрезаю я.

Он смеется.

– О’кей, как скажешь, – соглашается Майк, – но я бы не удивился, если бы, например, выяснилось, что он положил на тебя глаз.

– В смысле? – не удерживаюсь от любопытства я. Это еще что за заявочки?

– В смысле, ты симпатичная, он любит таких.

Что-что? Я чуть не поперхнулась.

На секунду меня захлестывает детский восторг, я тихонечко ликую, трепещу, но, пораскинув мозгами, прихожу к более разумному выводу.

Я знаю, что это. Попытка лестью выманить из меня правду, обвести вокруг пальца, все разузнать. Но нет, дружок. Я не клюну на твою дешевую приманку.

– Не знаю, что там ему нравится, – небрежно тяну я, – но лично я не имею привычки западать на богатых надменных снобов, имеющих специфический вкус на женщин, – грубо, но убедительно.

Майк хмурит брови.

– Считаешь, что у Роба специфический вкус?

Неоднозначно пожимаю плечами.

– И какие же женщины ему нравятся?

Вот пристал!

– Думаю, тебе виднее.

– Нет, – упрямится Майк, – меня интересует твое мнение.

Неужели? Ладно. Вдох-выдох.

– Красивые куклы без единого внешнего изъяна. Наверняка чтоб публику радовать, – едко выплевываю я. – Ты же сам сказал, что он любит лесть.

Майк делает паузу, вероятно, обдумывая мои слова, а я уже немного жалею о сказанном. По-моему, малость перестаралась.

– А чем ты некрасивая?

Прыскаю от смеха. Он издевается?

– Поверь мне, – говорит он, – с макияжем и прической получше ты их всех на лопатки положишь.

Неодобрительно цокаю языком, хотя на самом деле мне безумно приятно это слышать. Ну, за исключением замечания про прическу. Чем она его не устраивает?

Дальше мы выезжаем на Спринг-стрит, до дома остаются считанные минуты.

Я в растерянности, гляжу в окно, Майк молчит.

Зачем он завел этот разговор? Почему сказал, что Роберт мог влюбиться в меня? Пошутил, предположил или знает?

Майк подвозит меня к подъезду, на прощание отпускает очередную скверную шутку по поводу дресс-кода, но мне неинтересно.

Я снова зациклилась на непонятной фигне.

* * *

Меня будит настойчивый и до безобразия громкий телефонный звонок.

Ну кому неймется утром в субботу? Пошарив рукой по одеялу, с трудом обнаруживаю айфон и подношу его к самому носу. На экране неизвестный номер.

Это еще кто?

Бездумно нажимаю на «сброс», решив, что вызов ошибочный, и перекатываюсь на бок.

Через минуту трубка вновь оживает. Так и жужжит, действуя мне на нервы! Раздраженно хватаю смартфон, номер тот же. Может, тетя сменила симку? Черт, как же мне надоел ее контроль!

– Алло… – сонно тяну я.

– Спать до двух часов дня вредно для здоровья.

Господи боже мой! Я резко подскакиваю, отчего в голове свистит давление.

– Мистер… – ой, – Роберт?

– Ага, он самый, – из динамика раздается смешок. – Как ты смотришь на то, чтобы «мистер Роберт» вечером вытащил тебя из дома?

Я в шоке.

– Э-э… вы, то есть ты… – у меня губы слипаются, – серьезно?

– А похоже, что шучу?

Что за идиотская манера отвечать вопросом на вопрос? Я вздыхаю.

– Нет, нисколько.

– Значит, заеду в девять. Дресс-код свободный. – Кажется, он улыбается.