Эта история, потрясшая позже всю армию, началась в июлевосемьдесят пятого. На дорогах устраивались засады, война шла по всемуюго-востоку, на минах подрывались десятый солдат и офицеров; террористическиеакты случались даже в Кабуле и Джелалабаде. А здесь такая история.

Она произошла в небольшом городке Бильчираг на самом северестраны. Туда были командированы трое офицеров Главного разведывательногоуправления. Старшим группы был капитан Петр Свешников. У командования появилисьданные, что именно отсюда наносятся удары по главной магистрали, связывающейсевер страны, святыню афганцев — Мазари-Шариф — с западными и южными областями.У городка Меймене обычно устраивались засады, а затем моджахеды так же быстроисчезали, как появлялись. В Бильчираге не было советских войск — только ротаохраны и неполные две роты афганской народной армии. Бои шли далеко отсюда, игородок казался погруженным в свой тысячелетний сон, хотя до границы сСоветским Союзом было недалеко, километров сто-сто пятьдесят.

Приехав в городок, офицеры разместились в небольшом домике,в самом центре города, принадлежавшем бежавшему ранее афганскому купцу.Напротив был дом местного муллы. А совсем рядом большой красивый дом одного изсамых богатых людей города — Ахмадзли. Рассказывали, что Ахмадзли учился воФранции, знал несколько европейских языков. Но, приехав на родину, после смертиотца женился на местной девушке, от которой имел трех сыновей и младшую дочь —любимицу отца.

Свешникову очень не нравилось соседство с муллой, ноприходилось по утрам приветствовать священнослужителя, подозреваемого впособничестве моджахедам. Комендант города — афганский командир Кязимбей —старался не ссориться ни с неверными «шурави», ни с правоверными мусульманами,предпочитая закрывать глаза на действия и тех и других. Поэтому он совершеннонормально воспринимал факт соседства приехавших разведчиков, выдаваемых запредставителей командования и местного муллы, известного своим религиознымрвением и фанатизмом.

В то утро Свешникову не спалось. В окно било яркое солнце,по комнате, как обычно, ползали небольшие фаланги. Он поднялся, оделся и вышелиз дома, чтобы немного пройтись. И внезапно услышал пение. У колодца, стоявшегопрямо рядом с их домом, пела какая-то девушка, не видимая ему со спины. Видныбыли только ее светлые волосы. И слышен удивительный голос — звонкий ипроникновенный, нежный и трогательный, как древний восточный саз.

Он подошел поближе. Девушка, не замечая его, уже закончиламыть ведра, когда услышала чьи-то шаги. Испуганно вскрикнув, она набросила наголову светлую шаль. Уже потом, спустя несколько лет после выхода изАфганистана, некоторые публицисты станут писать о «цитадели мусульманскогофанатизма», изображая всех местных жителей душманами и моджахедами. Ничегоподобного. Население очень долго лояльно относилось к пришедшим «шурави», а вотличие от соседнего Ирана, местные девушки могли появляться в городах соткрытым лицом, накинув на голову косынку. Более того, в крупных городахдевушки не соблюдали даже такого обычая, появляясь в общественных местах вообщебез головных уборов, распуская волосы, что являлось неслыханным нарушениемтрадиционных обычаев.

Девушка обернулась. Свешникова поразила необычайная красотадевичьего лица. Большой лоб, чуть раскосые глаза, прямой, почти римский нос,красивые тонкие губы, и вместе с тем скуластое лицо и красноватая кожа — словнов девушке перемешалась кровь Востока и Запада. Свешников знал, что в этой частистраны встречаются хазарейцы и нуристанцы, среди которых бывает многосветловолосых, высоких, стройных блондинов. Может, это потомки войскаАлександра Македонского, основавшего здесь государство Ахменидов. А может, праправнукивождей греко-бактрийского царства, возникшего еще через двести лет. Как бы тамни было, сейчас он стоял, не в силах отвести глаза от лица молодой девушки.

Она заметила его горячий взгляд и смутилась еще сильнее. Отбратьев она уже знала, что в соседнем с муллой доме живут неверные «шурави», ноона не думала, что и среди неверных встречаются такие красивые молодые люди. УСвешникова мать была украинка и от нее он получил темные глаза и почти черныеволосы. А может, просто, в его жилах текла кровь крымских татар или кипчаков,так любивших терзать украинские земли. Он смотрел на девушку. Она смотрела нанего.

И в мире больше ничего не существовало, кроме этой парыглаз, таких всеобъемлющих и глубоких, казалось, поглотивших в себе всюВселенную.

— Кто ты? — спросил наконец Свешников. На фар-сидском онговорил плохо, но это выражение знал. Девушка смутилась еще больше. Ответитьнезнакомцу означало окончательно опозорить себя, заговорив с незнакомыммужчиной. Но ведь он «шурави», справедливо решила девушка. На него нормышариата не должны распространяться. И тем не менее что-либо произнести она несмогла. Воспитание и привычка оказались сильнее. Она просто собрала ведра и,когда уже уходила, все-таки посмотрела в глаза красивому «шурави». И почувствовала,что совершила нечто недостойное, стремительно убегая домой.

А он еще долго стоял у колодца, словно не веря возникшемувидению.

С этого дня у них началась своеобразная игра. Каждое утро, вполовине шестого, когда все еще спали, она выходила к колодцу с ведрами. Икаждое утро, в половине шестого утра недалеко от колодца был Свешников, молчалюбовавшийся красивой девушкой. Он знал не хуже ее строгие нормы местной моралии не решался более ни подойти, ни заговорить с ней, хорошо понимая, чем этогрозит девушке.

Через неделю, получив сведения о готовящейся засаде,Свешников и его люди выехали в Даулатабад. И, хотя отряд моджахедов был разбитпочти полностью, были потери и у другой стороня. Три десятка афганцев — воиновнациональной армии и восемь советских солдат потерял отряд Свешникова.

И, хотя моджахеды потеряли почти полторы сотни людей, всеравно за смерть восьми советских солдат отвечал их командир батальона ивозглавлявший операцию — представитель ГРУ, капитан Петр Свешников. Он вернулсяв Бильчираг с чувством вины за гибель восьмерых ребят и стыда за плохопроведенную операцию.

В то утро он впервые не вышел к колодцу. Напрасно ждала егодевушка больше обычного. «Шурави» так и не появился в это утро, и она унеславедра, так и не помыв их. Даже в своих мечтах, в своих снах она бояласьпризнаться себе, что ей нравился «шурави». Это было настолькопротивоестественно, настолько страшно, что сама мысль об этом казалась ейневероятным грехом. Изменой по отношению к родителям, своей семье, своему роду,своей религии, своему народу. И она подавляла в себе робкие девичьи мечты, нерешаясь вспоминать об этом «неверном».

Но Бог есть любовь. И на следующее утро она снова вышла сведрами к колодцу, обманывая и успокаивая себя утешительной ложью, доказываяпрежде всего самой себе, как нуждается их семья в чистой воде, словно пытаясьспастись в этом наивном обмане.

А он, отошедший после боя, захотел еще раз увидеть этиудивительные глаза и снова вышел в половине шестого утра, рассчитывая вновьувидеть знакомую девушку. В то утро они впервые улыбнулись друг другу.