Афганистан был далеко не однородным национальнымгосударством. В нем проживали десятки наций и народностей, чью специфику такжебыло необходимо учитывать. Основу населения составляли пуштуны, говорящие насвоем языке и представляющие в основном племенные объединения. Самое крупноеплеменное объединение — дуррани насчитывало более трех миллионов человек иделилось на две ветви — зирак и панджпао, причем если среди племен зирака ещевстречались более лояльные к режиму племена, то панджпао сразу отвергли нечестивых«шурави». Особенно неистовыми были нурзаи, чьи предки тысячи лет занималиськараванной торговлей, не признавая границ Афганистана и Пакистана. А новыйрежим в Кабуле, в нарушение всех тысячелетних норм, требовал прекращения связейс соседним государством и даже пытался закрыть границы. Хотя справедливостиради нужно отметить, что афганская армия и органы безопасности имели в своихрядах очень много выходцев из дуррани.

Второе крупное племенное объединение — гильзаи илисулейманхейль располагалось практически по всей стране от Кандагара до Кабула.И здесь не все племена признавали безбожную власть, срывающую паранджу с ихженщин, оскверняющую мечети и мешающую их связям с родными по ту сторонуграницы.

Уже в самом начале войны встал вопрос использованияпредставителей среднеазиатских республик в Афганистане.

Три с половиной миллиона таджиков и почти два миллионаузбеков, проживающих в Афганистане, делали эту страну второй родиной длятаджикских и узбекских парней, проходивших службу в Советской Армии.

Оторванные от родных очагов, зачастую плохо понимавшиерусский язык, ребята вдруг слышали родную речь и встречали земляков, в которыхдолжны были стрелять. Им было непонятно — почему по приказу русского командираон, узбек или таджик, туркмен или киргиз должен стрелять в своих соплеменников.

Дезертирство в таких условиях приняло довольно большойразмах. Правда, это касалось лишь ребят — выходцев из сельских районов и горныхселений. Узбеки, таджики, киргизы, туркмены воевали в Афганистане также честно,мужественно и смело, как представители других национальностей, более того, ониискренне верили, что защищают интересы великой державы, выполняя свойинтернациональный долг.

При этом большая часть таджиков и узбеков, проживающих вАфганистане, относилась к советским войскам гораздо лучше воинственныхприграничных племен. Большинство из них проживали на севере страны и уже зналиобычаи и особенности пришельцев — «шурави».

В Афганистан летом восемьдесят Первого отправилось сразунесколько офицеров ГРУ, прошедших переподготовку в зоне «А». Тогда их былошестеро. Среди них был и молодой капитан Акбар Асанов, только получивший новуючетвертую звездочку.

По-разному сложились судьбы шестерых офицеров, по-разномуразбросала их судьба по жизни, по-разному выдержали они испытание Афганистаном.Но выдержали все. Все шестеро.

Сейчас, в девяносто пятом, вспоминая о своих товарищах,Айбар вспоминал и то лето восемьдесят первого.

Он содрогнулся, подумав, что случилось самое худшее.Оставив, группу, он вместе с Машковым и Чон Дином поспешил к месту паденияТашмухаммедова. Идти пришлось довольно далеко, минут двадцать.

Раненый уже не стонал. Он лежал на земле, сцепив зубы,стараясь ничем не выдать своего присутствия. Елагин уже успел вкатить емуобезболивающее.

С первого взгляда Асанов понял, что майор уже вне игры.Наспех перебинтованная нога, предательски проступавшая кровь красноречивосвидетельствовали о самом худшем. Приземляясь в ночной темноте, Ташмухаммедовправильно сориентировался и опустился на кучу веток. Откуда он мог знать, чтокустарник лишь предательски маскировал большую скалу. Правая нога приприземлении ударилась об камень и попала в расщелину, между камнями. Парашютдернуло, и майор сломал себе логу. Это был нечастный случай, который могпроизойти с кем угодно, но Асанов злился только на себя. Он должен был учесть иэтот вариант, выводя группу в утренние часы. Теперь у него был нелегкий выбор.Ташмухаммедов, получивший такое ранение, был нетранспортабелен.

Приходилось решать — сколько человек оставлять с майором наэтой поляне — одного или двоих. Один не сумел бы обеспечить надежную охрану иукрытие. Двое оставшихся серьезно подорвали бы шансы всей группы на успешныйпроход через хребет.

Ташмухаммедов, кажется, понял его сомнения.

— Ну, что, господин, плохи мои дела, — даже в таких условияхон предпочел говорить на фарси, словно их могли услышать в этой глуши.

— Ничего, ничего, — успокаивая скорее себя, произнес Акбар,— мы еще повоюем.

— Нет, господин. Моя работа закончена.

— У тебя ничего страшного, обычный вывих, — Акбар старалсяне смотреть на окружавших его офицеров.

— Все знаю сам. И о чем думаете тоже знаю. Оставить со мнойлюдей нельзя. Это сорвет операцию, все можем испортить, нужно… — он, невыдержав, все-таки чуть застонал, — бросить меня рядом с каким-нибудь селением.

— Не понял.

— Дайте мою одежду по легенде и оставьте рядом скаким-нибудь селением. В этих местах много узбеков, таджиков. Они всегдапомогут. Я же много лет… жил в Кандагаре, все обычаи знаю.

Он снова дернулся и застонал:

— Скажу, приехал с юга, — продолжал Абдулло, — так или иначеони поверят. Я мог упасть и сломать себе ногу рядом с их селением. А я сампотом как-нибудь выберусь. Иначе нельзя.

Асанов задумался. Кажется, Абдулло нашел правильный выход.

— Может, мы понесем тебя в селение сами, — предположилАкбар, — Рахимов и Чон Дин вполне могли быть твоими спутниками.

— Это вызовет подозрение, — возразил Ташмухаммедов, — иммогут не поверить.

— Но ты не сможешь сделать даже пяти шагов, — не выдержалАсанов, — этот вариант не подходит.

— Значит, буду ползти, — сумел улыбнуться Ташмухаммедов, —ничего страшного.

— Отставить разговоры, — поднялся генерал, — предложениеверное, но исполнение неправильное. Ничего, потом наверстаем упущенное. ЧонДин, — обратился он к капитану, — вернись и сообщи, что вдвоем с Рахимовым выидете в соседний кишлак, — он говорил теперь на пушту, который знал Чон Дин, —пусть подготовят одежду и для Абдулло, — показал он на лежавшего майора.

Капитан, кивнув, быстро исчез в темноте. — Давайте егоподнимем, — предложил Акбар. Несмотря на все предосторожности, Абдуллопродолжал стонать. Елагин и Машков, стараясь не делать резких движений,попытались поднять Ташмухаммедова, но любое движение причиняло раненомустрашную боль.

Наконец удалось поднять Абдулло, держа практически его навесу.