Это было полуправдой. К этому моменту она отсортировала несколько справедливых наблюдений по поводу Сокола принца, хотя большинство было не глубже разделявшей их сейчас черты на песке. И все же одно было очевидно: она встречала святых пилигримов, которые прикладывали меньше усилий, чтобы добраться до могил своих мертвых богов, чем Тавин – чтобы ей понравиться.

Пора выяснить нелицеприятную правду.

– Раунд…

– Это неправильно, – прервала Фу. – То, что Подлец сказал про тебя.

«Про нас», – прошептал мерзкий голосок. Фу промолчала.

Тавин удивленно моргнул. Ей снова удалось застать его врасплох. Вопрос был в том, означает ли это, что Подлец не ошибся.

– Спасибо, – спокойно сказал Тавин. – Если тебя беспокоит, что я ему…

– Ему не стоило этого говорить, – сказала она, снова его прерывая. Чтобы расколоть Сокола, нужно ударить посильнее. – У нас еще два дня пути до Чепарока. Он будет продолжать трепаться о вещах, о которых не следует.

– А я буду продолжать его не замечать. – Тавин глянул через костер на принца, потом снова на нее. – Моя… старая королева, Жасиндра, любила поговорку Соколов: «Если злишься, ты уже проиграл».

Фу подумала, что покойной королеве это не слишком помогло. Она также решила держать свое мнение при себе. Вместо этого она спросила:

– Ты часто ее видел?

– Каждый день. – Голос Тавина чуть погрубел. – Она растила меня, как собственного сына, хотя… король Суримир делал все, чтобы Жас и я помнили, кто из нас принц. Но можно сказать, что королева и моя мать были близки.

Раньше он про свою мать не упоминал. Когда принц находился в пределах слышимости.

– Она вместе с придворными Соколами?

На его лицо легла тень.

– Нет, катается верхом на мамонтах в Мароваре.

Фу тихо присвистнула. Мамонтовых копейщиков явно ковали из самых твердых материалов. Только самые стойкие охраняли родовую твердыню Соколов, крепость, расположенную на северо-востоке, в Мароварских горах.

– Что ж, катание для генералмейстера – это настоящий праздник.

Тавин снова искренне улыбнулся.

– Хочешь узнать тайну?

– Валяй.

– Однажды мать сказала мне, что генералмейстер Драга хочет, чтобы ее оставили наедине с копьями, мамонтами, мужьями и женами. И она обрушит все двенадцать печей на любого, кто лишит ее этого. – Тавин перебрасывал ракушку из ладони в ладонь. – В ретроспективе, наверное, это способствует философскому принципу «не серчай».

Фу наморщила нос:

– Конечно, «не серчай» гораздо проще говорить, сидя на спине мамонта.

– Пожалуй, мамонт помогает, – признал Тавин. – Раунд три.

На сей раз она закончила поединок с ракушкой в руке, умыкнув ее раньше, чем он успел среагировать.

– Знаешь, что еще помогает? – спросил Тавин, скривившись, когда она положила ракушку со своей стороны. – Мешок зубов Фениксов. Четвертый раунд.

– Зубы сгорают. А Фениксы-чародеи – нет.

– Раз, два, три.

Оба прихватили по ракушке. Тавин молчал, укладывая украденную ракушку в проделанную Фу брешь. Чего-то не хватало. Он всегда отвечал ударом на удар.

– Ведь существуют же чародеи-Фениксы, не так ли? – спросила Фу.

Он скривился.

– Сейчас? Только король Суримир. Если Русана убьет его до появления нового чародея…

Фу сама поняла недосказанное. При всех их мертвых богах, похороненных под дворцом, любой Феникс на своей земле даст фору любому чародею. Но вот за стенами дворца, вдали от колдунов, был только один способ призвать тот ужасный огонь.

Мешочек с зубами Фениксов, который висел на поясе Па.

– Раунд пять, – сказал Тавин.

Этот раунд он выиграл, сцапав ракушку прежде, чем Фу смогла его остановить. Мозг ее участвовал в игре лишь отчасти, занятый размышлениями о зубах и королевских особах. Сам собой вырвался вопрос:

– Так вот почему принц суетится, чтобы спасти короля?

– Даже не знаю, приходило ли ему это в голову. – Тавин крутил ракушку в пальцах. – Жас заботится о благополучии своей страны и берет с отца пример. И обычно осуждает хладнокровные убийства, чего я ищу в монархе.

Фу не собиралась задавать этот вопрос, он сам слетел с ее губ:

– Ты действительно считаешь, что он будет хорошим королем?

– А ты нет? – У Тавина вместе со взглядом на нее поднялись и брови. Она ответила молчанием. В его голосе снова прозвучала натянутая проволока. – С семилетнего возраста моей целью было умереть за Жаса. За плохого короля я умирать не собираюсь.

– Должно быть, приятно иметь возможность высказаться насчет смерти плохого короля, – проворчала Фу.

Тавин как будто не слышал ее, перекатывая ракушку между изрезанными пальцами.

– Думоса обожает его. Павлины чуть ли не забрасывают его своими сыновьями в качестве почитателей. Королевский совет считает его умнейшим наследником за многие поколения. А его тетка – генералмейстер, так что Соколы проблемой не будут.

– Для него.

– Ни для кого. – Сейчас Тавин открылся совершенно. – Мы обязаны защищать каждого саборянина. Знаешь, если бы вчера мы разбили лагерь возле лиговой метки, патрульные Соколы прогнали бы Олеандров.

Фу напряглась, не уверенная, что стоит сворачивать на этот путь в разговоре с чародеем-Соколом, даже с таким, который пытается втереться ей в доверие.

– Ты этого не видел?

– Не видел чего?

– По меньшей мере один Олеандр носил вчера копье Сокола, – сказала Фу. – С бронзовым наконечником, как у деревенской стражи. Они не прогонят дворянство Олеандра, соколенок. Они с ними заодно.

Тавин молча вперился взглядом в брешь в своих рядах, где должна была лежать ракушка, которую он сжал в кулаке. Фу ждала неизбежного отрицания. Конечно, он этого не видел. Конечно, он веровал в то, что ни один Сокол не пойдет на такое.

– Жас… Жас сможет все исправить, как только станет королем, – сказал он вместо этого. – Ты взяла с него эту клятву.

Фу выпрямилась, пораженная. Но уж если они копались в нелицеприятной правде, у нее было что добавить.

– Нынче утром, через много часов после рейда Олеандров, твой будущий король так и не поинтересовался у меня, как лучше защитить Ворон. Он спросил, почему мы не облегчим ему задачу и не уберемся вон. Так что спрашиваю тебя снова: ты думаешь, он будет хорошим королем?

– Что ж, справедливо. – Тавин вздохнул и наконец-то уложил ракушку на место. – Если это тебе поможет, у вас с ним больше общего, чем тебе кажется.

– Я… – Получилось громче, чем ей хотелось бы. Фу понизила голос до шепота. – У нас с ним ничего общего.