– Я не мог, пока ты была здесь.

Люди перед кофейней шутили и смеялись. Я огляделся по сторонам, проверяя, нет ли какой-нибудь угрозы, высматривая прячущихся по темным углам карманников, наркоторговцев и прочих мошенников. Но вокруг все было спокойно.

– Ты никому не говорила о том, что тебе сказала Лиза: что это мадам Жу заказала жениха Кавиты?

– Я держала это в секрете, пока не настало время раскрыть его. Теперь Кавита знает правду и не упускает мадам Жу из виду. А когда журнал мадам Жу будет у нее, Кавита покажет ей, что такое карма.

Мадам Жу и Кавита? Этот союз представлялся мне монетой с двумя аверсами, которая принесет кому-нибудь несчастье, какая бы сторона ни выпала.

– Я хочу уточнить: мадам Жу не знает, что Кавита была невестой того парня, которого она убила четыре года назад – или сколько там?

– Не знает. Дело в том, что на самом деле ее зовут не Кавита Сингх. Когда произошло это убийство, она работала нештатным фотографом в Лондоне. Она вернулась сюда под вымышленным именем и стала работать на Ранджита. Она надеялась, что ей, как журналисту, удастся когда-нибудь выяснить, что случилось с ее парнем. Я ждала момента, когда Кавита станет достаточно сильной, чтобы выступить против мадам Жу и уничтожить ее без риска для самой себя. Я продвигала ее, придавала ей сил. И наконец наступил день, которого она ждала. Я сказала ей правду.

– Значит, мадам Жу, стремясь вернуть себе утраченные позиции, использует Кавиту, чтобы вымогать деньги у людей, числящихся в ее журнале, а Кавита ждет момента, чтобы завладеть книгой и уничтожить мадам Жу?

– Да. Шахматная партия, разыгрываемая двумя опасными женщинами.

– И когда Кавита получит эту книгу?

– Скоро уже.

– И тогда она ею воспользуется?

– О да! – рассмеялась Карла. – Она перевернет все с ног на голову.

– Уж не знаю, кто из них пугает меня больше, мадам Жу или Кавита.

– Я говорила тебе, что ты недооцениваешь Кавиту.

– Я никого не оцениваю и не осуждаю. Я хочу, чтобы в мире не было камней, которыми кидались бы в кого-нибудь.

– Это я знаю, – засмеялась она.

– А что в этом смешного?

– Смешно то, что Дидье сказал однажды о тебе.

– И что он сказал?

– Он сказал: «У Лина доброе сердце, и это непростительно».

– Ну спасибо.

– Хочешь знать, кто открыл третий офис внизу?

– Сегодня прямо ночь открытий. Ты, по-моему, получаешь удовольствие, ошарашивая меня.

– Безусловно, – согласилась она. – Так ты хочешь знать, кто поселился в третьем номере или нет?

– Разумеется, хочу. И еще я хочу посмотреть туннель, в котором так до сих пор и не был.

– Ты наверняка не захочешь подписать соглашение о неразглашении.

– Стоит подписать какой-нибудь юридический документ, и судьба берет выходной.

– Это Джонни Сигар, – сказала она.

– В третьем номере?

– Да-да.

– Слушай, прекрати уже красть у меня персонажей. Знакомых, поселившихся в «Амритсаре», уже на полромана хватит, а я его даже не начал писать.

– Джонни открывает агентство недвижимости, – сказала она, игнорируя мои жалобы с восхитительной небрежностью. – Он будет заниматься расселением трущоб.

– Хана району!

– Я финансировала его агентство последними деньгами из Ранджитова наследства.

Я задумался о разраставшейся колонии в «Амритсаре».

– Карлуша приехала, но Олег ведь не собирается съезжать, не знаешь?

– Надеюсь, нет, – улыбнулась она. – И ты наверняка тоже. Он тебе нравится.

– Да, нравится. И нравился бы еще больше, если бы чирикал на пару децибелов потише.

– Навин сегодня не придет? – спросила она.

– Он работает над одним делом для Дивы. Эта девушка продолжает загружать его той или иной работой и держит при себе.

– Думаешь, они сойдутся?

– Не знаю, – ответил я, пытаясь не возлагать особых надежд на то, чего наши друзья, возможно, и сами не хотели. – Знаю только, что Навину никто другой не нужен. Что бы он ни говорил, он без ума от нее. А если сложить индийца с ирландцем, как в случае с Навином, то получится парень, который никогда не изменит своей любви.

Посетители кофейни высыпали на улицу, размахивая футболками, некоторые обменивались ими.

– Что бы это значило?

– Помнишь, я обещала изложить Винсону облегченную версию учения Идриса, которую он сможет записывать на футболках?

– Ну да.

– Винсон и Ранвей взяли у Рэнделла конспект ответов Идриса, написали некоторые цитаты на футболках и роздали их посетителям в память об открытии «Любви и веры».

Молодой человек, стоявший рядом с нами, приподнял футболку, чтобы прочесть цитату. Я тоже прочитал надпись, заглядывая через его плечо.

Сердце,

полное жадности, гордости или ненависти,

не свободно.

Услышав эти слова Идриса на горе, я целиком согласился с ним и теперь радовался, что они остались жить в мире, пусть даже на футболке. И приходилось признать: слишком часто я ловил себя на том, что не вполне свободен от жадности и гордости.

Но я больше не был один. Говоря словами Ранвей, я восстановил связь.

– Что ты об этом думаешь? – спросила Карла, наблюдая за тем, как люди обмениваются цитатами из Идриса.

– Учителя, как и писатели, не умирают, пока люди их цитируют.

– Я люблю тебя, Шантарам, – сказала она, прижавшись ко мне.

Я посмотрел на счастливых смеющихся людей, толпившихся в тесном помещении «Любви и веры». Люди, которых мы успели потерять за годы, проведенные в Городе семи островов, тоже могли бы наполнить это пространство.

Слишком много мертвых оживало, когда я вспоминал их. И почти всех их можно было бы спасти, проявив смирение или щедрость. Викрам, Назир, Тарик, Санджай, Вишну. Все эти и прочие имена звучали во мне, и громче всех звучало имя Абдуллы, моего брата Абдуллы.

Прислонившись ко мне, Карла постукивала носком туфли в такт музыке, доносившейся из кофейни.

Я приподнял ее лицо к свету, пока оно само не стало светом, и поцеловал его, и мы были одним целым.

Истина – свобода души. Мы очень молоды в нашей молодой вселенной и часто не оправдываем ожиданий и теряем честь, пусть даже только в темных углах сознания. Мы деремся, вместо того чтобы танцевать. Мы стараемся обогнать других, обманываем друг друга и наказываем ни в чем не повинную природу.

Но это не выражает нашей сущности, это просто то, что мы делаем в мире, который сами для себя создали, и ничто не мешает нам в любую секунду изменить то, что мы делаем, и мир, который создали.