– Опять секреты! Кстати, о секретах, что это за повязка на руке?

– А, ерунда. Ты готова еще раз прокатиться? Солнце скоро взойдет.

– Я соберусь быстрее тебя, – сказала она, скидывая халатик. – Надеюсь, ты не задумал ничего ужасного.

– Нет-нет, не задумал.

– Мы нашли Дева, чтобы помочь Скорпиону и Близнецу, отвезли Салара в больницу и даже побывали на парфюмерном рынке. Мне кажется, мы исчерпали весь наш запас кармических совпадений. Не стоит испытывать ее терпение.

– Да нет, ничего ужасного, обещаю. Это, может быть, немного странное дело, но не ужасное.

Когда мы доехали до святилища Хаджи Али, жемчужные флаги уже возвещали о выходе солнца, небесного царя, пробуждающего к поклонению. Перешеек, ведущий к храму, был заполнен паломниками, молящимися и кающимися. Безрукие и безногие нищие, которых присматривавшие за ними помощники рассадили в круг, воспевали Аллаха. Проходящие мимо кидали им монетки и бумажные деньги.

Дети, впервые посещавшие святилище, были одеты во все лучшее. Мальчики потели в костюмах, копирующих одежду кинозвезд; волосы девочек круто вздымались, образуя на затылке сложные декоративные переплетения.

На середине перешейка я остановился:

– Дальше не пойдем.

– Молиться сегодня не будешь?

– Нет… не сегодня, – ответил я, оглядываясь по сторонам; народу было слишком много.

– Тогда что же ты собираешься делать?

На несколько секунд непрерывный поток людей прервался, мы оказались одни. Я вытащил оба ножа из ножен и бросил их один за другим в воду.

По-моему, я никогда еще не кидал ножи так красиво. Карла зачарованно наблюдала за тем, как они улетают в море.

Некоторое время мы постояли, молча глядя на волны.

– В чем дело, Шантарам?

– Не могу это толком объяснить. Сам не вполне понимаю.

Я показал ей карточку с янтрой:

– Когда я снял рубашку, то обнаружил этот же рисунок у себя на груди, сделанный кровью Салара.

– И ты думаешь, это знак свыше, да?

– Не знаю. Я сам задавал себе этот вопрос, а потом порезался о нож. Мне… мне просто кажется, что с меня хватит всего этого. Но это странно. У меня никогда не было религиозных наклонностей.

– Но наклонность к духовному у тебя есть.

– Ты ошибаешься, Карла, никаких духовных наклонностей у меня нет.

– Есть-есть. Ты просто не знаешь об этом. Это одна из тех вещей, которые нравятся мне в тебе больше всего.

Мы помолчали, слушая плеск волн, взбиваемых ветром, проскальзывавшим сквозь прибрежные деревья.

– Ты же не совсем свихнулся и не думаешь, будто я швырну туда свой пистолет, – сказала она.

– Держи его при себе! – рассмеялся я. – Просто мне кажется, что с меня хватит всякого оружия. Надеюсь, я справлюсь своими руками с тем, что мне уготовлено. И как бы то ни было, у тебя есть пистолет, а мы всегда вместе.

Она хотела покататься, хотя мы оба валились с ног от усталости, и я предоставил ей такую возможность.

Когда мы уже достаточно накатались и она более или менее освоилась с моей обновленной личностью, мы вернулись в «Амритсар» и смыли с себя последние остатки сомнения. Выйдя из ванной, я нашел Карлу в том же халате и на том же месте на балконе, где она была час назад. Она курила косяк.

– Когда ты кидал ножи в воду, ты мог попасть какой-нибудь рыбе по голове, – сказала она.

– Рыбы так же проворны, как и ты, малышка, – ответил я.

– Значит, ты твердо намерен обходиться в дальнейшем без ножей?

– Попробую.

– В таком случае я приветствую это и буду с тобой. Всегда.

– Даже если нам придется покинуть Бомбей?

– В этом случае тем более.

Она задернула шторы, отгораживаясь от наступающего дня, скинула халат и решила опробовать зеркало из старого Салона красоты Ахмеда. И зеркало, и она сама смотрелись очень хорошо. Она включила фанк и подступила ко мне. Ее русалочьи бедра и руки фанково извивались. Я обнял ее. Она обхватила руками мою шею и сказала:

– Давай забудем на время о всяком благоразумии. Думаю, мы это заслужили.

Любовь и вера, подобно надежде и справедливости, – созвездия в бесконечности истины. Они всегда притягивают толпы людей. На открытие кафетерия «Любовь и вера» сбежалось столько возбужденных любителей кофе, что Ранвей позвонила нам и посоветовала прийти чуть позже, поскольку при всей нашей любви и вере мест нам могло не хватить.

Дидье был в «Леопольде», где его обслуживали и радостно оскорбляли сразу два официанта. В зале царило натуральное буйство. Посетители хохотали по любому поводу и увлеченно орали без всякого повода. Мы, к сожалению, не могли принять участия в общем веселье, так как нам надо было идти в другое место.

– Ну давайте выпьем хотя бы по одной, – взмолился Дидье. – В «Любви и вере» не подают спиртного. Вы видели подобное безобразие где-нибудь еще?

– Всего по одной, и уходим, – сказала Карла, садясь рядом с ним. – И никаких дальнейших увиливаний.

– Официант! – крикнул Дидье.

– Думаете, вы единственный посетитель, умирающий от жажды в этом заведении? – пробурчал Свити, шлепая тряпкой об стол.

– Подай выпивку, болван! Мне надо уходить.

– А мне надо жить, – ответил Свити, удаляясь нога за ногу.

– Отдаю тебе должное, Дидье, – сказал я. – Тебе удалось восстановить нормальную обстановку. Никогда еще Свити не демонстрировал такого хамства.

– Когда заявляют: «Отдаю тебе должное», – заметил он с самодовольным видом, – обычно хотят отхватить еще больше.

– Лин настроен очень мирно и безоружен, – сказала Карла. – Сегодня утром он выкинул свои ножи в море.

– Море выбросит их обратно, – отозвался Дидье. – Оно не может простить нам, что мы когда-то выбрались из него на сушу. Запомни мои слова, Лин. Море – ревнивая женщина, в которой нет ничего привлекательного.

К нашему столику приблизился человек со свертком. Это был Викрант, который изготавливал мои ножи, и на секунду я почувствовал себя виноватым в том, что превосходные произведения его искусства покоятся на морском дне.

– Привет, Карла, – сказал он. – Лин, я ищу тебя, чтобы отдать саблю. Она готова.

Он развернул коленкоровую упаковку, и перед нами предстала сабля Кадербхая. В нее были вставлены две золотые заклепки – глаза двух драконов, сцепленных хвостами.

Вещь была превосходная, но я опять почувствовал укол совести из-за того, что совсем забыл о ней со всеми этими перипетиями в горах и горящими особняками.