как и я. Это нормально». Я распахнул пассажирскую дверь и осторожно встал, мои конечности сначала почувствовали слабость из-за того, что какое-то время не двигались.

Когда я позвонил, не последовало немедленной реакции. Мы с Адриенной молча подождали, пока не стало неловко, и я снова нажал на дверной звонок. Когда прошло еще тридцать секунд или около того, Адриенна посмотрела на меня и предложила: «Может, ее нет дома?» Но как раз тогда мы услышали щелчок открывающегося замка, и она добавила: «…или, может быть, она там».

Я улыбнулся и посмотрел вперед. Несколько мгновений спустя Ким открыла дверь в фартуке и синем платке, удерживающем ее волосы. Ее голая правая рука прикрыла рот, когда он широко открылся, но даже ее рот проигрывал по сравнению с тем, насколько большими были ее глаза, когда она смотрела на нас.

«Привет, Ким», — поприветствовал я с настолько сильной улыбкой, насколько смог.

Возможно, мне следовало собраться с духом, пытаясь быть дальновидным, учитывая, как она отреагировала в первый раз, когда я зашёл к ней домой без предупреждения, не говоря уже о том, как она поступила так же в моем собственном сне в коме. Как и тогда, Ким бросилась вперед и КРЕПКО поцеловала меня.

Несмотря на слабость, мои ноги подогнулись лишь на мгновение, прежде чем я выпрямился и удержался в вертикальном положении, когда Ким обвила руками мою шею и сомкнула свои губы на моих. Я пошел дальше и позволил себе снова погрузиться в этот поцелуй, питаясь ее страстной энергией и используя ее, чтобы подпитывать мою уверенность в том, что это будет только первый поцелуй из многих, многих грядущих.

В конце концов, мы оба затаили дыхание. Мы отодвинулись друг от друга достаточно далеко, чтобы смотреть друг другу в глаза, и на лице Ким появилась обнадеживающая улыбка, когда она посмотрела на меня. Я посмотрел на нее, и в глазах у меня появился огонек. Она узнала это, ее выражение изменилось на любопытство, и я думаю, что впервые за долгое время она не совсем понимала, что я буду делать дальше.

«Прежде чем мы сядем и поговорим об этом, ты собираешься кое-что мне объяснить», — начал я, мой командный тон не допускал никаких возражений. «Расскажи мне о беременности матери, когда она вынашивала тебя, и о том, как она умерла».

Ким заметно побледнела и тяжело сглотнула. Но когда она ослабила хватку на моих руках, я крепко обнял ее, посмотрел ей в глаза и посмотрел на нее взглядом, который требовал ответов СЕЙЧАС.

Вздохнув, Ким на мгновение взглянула на Адриенну, прежде чем снова взглянуть на меня, когда она объяснила: «У моей матери была четвертая беременность, и сначала все было нормально. Не было никаких проблем с вынашиванием или родами моих трех старших братьев, и моя семья вела очень активный образ жизни. Моя мама продолжала работать. Они ездили на семейные каникулы. Мои братья очень увлекались спортом. Однажды моя мама отвела Джона на его футбольный матч; мой отец остался дома с Майком и Ником. Случайный мяч попал в мою маму. Ничего серьезного; ее даже не сбили с ног. Но в ту ночь она жаловалась на боли в животе, боли, которые оставались с ней до конца беременности. Ее врачи не могли их понять. Боли были непоследовательными, и каждая проверка говорила моим родителям, что и мать, и ребенок были совершенно здоровы».

Голос Ким затих, и свет в ее глазах погас, когда она смотрела в середину моей груди. Я крепче сжал ее, окружив ее силой и теплом, и она повернулась щекой в ​​мои объятия.

«Доктора так и не назвали моему отцу точную причину смерти», — продолжила Ким тихим голосом. «Все, что я знаю, это то, что всего через несколько мгновений после того, как я родилась, сердце моей матери остановилось. Они пытались сделать все возможное, чтобы ее оживить, но она ушла».

Адриенна села на подлокотник ближайшего дивана, прикрыв одной рукой рот, а другой обхватив живот.

«У моего отца не было ни ответов, ни причин. Он винил футбольный мяч и хотел подать в суд на мальчика, который его бросил. Он вытащил Джона из своей футбольной команды и вместо этого толкнул Майка и Ника в баскетбол. Мне не разрешали заниматься организованным спортом… когда-либо, правда. Я играла только дома с моими братьями. Он всегда очень защищал меня и был параноиком, что мне когда-либо могут причинить вред. Так было всегда».

Я понимающе кивнул, обеими руками обхватил щеки Ким и приподнял ее лицо, чтобы она посмотрела мне в глаза. Теперь, когда последняя часть головоломки была у меня в голове, я ничего не сказал. Вместо этого я своими глазами хотел, чтобы Ким поняла, что я наконец-то понял, кем я ей был нужен для неё:

НЕ её Мастером. По крайней мере, не в общепринятом смысле этого слова.

О, я понял вскоре после того, как очнулся по-настоящему, что моя фантазия в коме, когда Ким оказалась НЕ сабмиссивом, на самом деле была не чем иным, как принятием желаемого за действительное. С таким исходом мне было бы намного легче справиться. Если бы стереотипно сдержанная, покорная японская гейша была не чем иным, как фасадом — если бы она была действительно способной молодой женщиной, которая просто манипулировала мной, чтобы я взял на себя роль для нее, в то время как она могла реально позаботиться о себе — тогда я был бы абсолютно снят с крючка. В моих грёзах всё, что я должен был сделать, это быть «собой», не меняя ничего в моем образе жизни и не предпринимая никаких шагов к улучшению.

В мечтах мне ни хрена не пришлось делать. Ким проделала всю работу, чтобы убедить своего отца позволить ей вернуться в мою жизнь, и все решение легло мне на колени вместе с аккуратным поклоном. Она оставалась дома, пока не родится ребенок. Мне пришлось поиграть в гарем с DJ, Адриенной, Сашей, Энди, Брук и даже с Авророй. И, в конце концов, Ким приходила с прекрасным букетом радости, приготовленным и доставленным, и мне даже пальцем не пришлось пошевелить.