— звон­ко и дико. Это очень понравилось Суворину.

Ах, как она вскрикнула! Нет, это какой-то особенно красивкй крик.

И Суворин сам стал спускаться со мной с гор, а я кричала ему в ухо,

что есть мочи, уже для того, чтобы доставить удовольствие старику...

Мурочка,— перебила я ее,— Суворин увлекался тобою? 1

Нет, как женщиною не увлекался. Он просто любил меня дружески. Любил, по его словам, «как дорогое дитя» и как артистку — и любовь эту сохранил ко мне навсегда. Когда в 1899 г. я приезжала в Петербург участвовать в юбилейном вечере Котляревского, Суворин меня просто сконфузил: по окончании спектакля «Наталка Полтавка» я вышла в кос­тюме в зал, а Суворин, не обращая внимания на окружающую публику, подошел ко мне, поклонился до земли, поцеловал руку и сказал: «Вот самая талантливая, самая скромная, и самая мной любимая артистка».

Вот и Чехов очень хорошо ко мне относился, дорожил моим общест­вом, но не кавалерствовал и не влюблялся. Я потом часто видалась с ним в Москве. Он любил беседовать со мною,,навещал меня, когда я тоско­вала. Говорил, что у меня «красивая душа» и много милого, задушевного, чеховского. Как-то он зашел ко мне, а я была очень расстроена. Ему за­хотелось развлечь меня, и так как у меня был свободный вечер, он угово­рил пойти к Омону. Пошли. Едва только начали выходить шансонетки, разводить ручками и подымать ножки, мне еще тяжелее стало, я как зареву. Антон Павлович совсем растерялся, уговаривает меня, а у самого по лицу слезы текут. Потом, когда вышли оттуда и успокоились, он долго подтрунивал над тем, как Заньковецкая с Чеховым отправились развлечь­ся к Омону и что из этого вышло.

Он тоже уговаривал меня перейти на русскую сцену, а я в свою оче­редь стыдила его, что он, сам украинец, а подговаривает меня к измене2. Журила его, что он не пишет на родном языке. А он мне возражал, что грешно зарывать талант, что на русской сцене дорога шире. Обещал написать пьесу, в которой для меня будет одна роль исключительно на украинском языке.

Потом как-то говорил, что уже пишет такую пьесу, но о дальнейшей ее судьбе я ничего не знаю: наши пути разошлись; он начал хворать, ему приходилось жить то в Крыму, то за границей, и больше я с ним не встречалась, а удивительной чистоты душевной был человек.

ПРИМЕЧАНИЯ

Здесь Н. М. Лазурская внесла в запись вопрос, заданный ею Заньковецкой

Называя Чехова украинцем, Заньковецкая допустила ошибку.

38 Литературное наследство, т. 68

А. С. ФЕЛЬДМАН. ЧЕХОВ НА САХАЛИНЕ

Публикация Н. И. Fetobeh

Воспоминания «Чехов на Сахалине», напечатанные в херсонской газете «Юг», 1904, № 1817, от 14 июля, являются единственными относящимися к периоду пребыва­ния писателя на о. Сахалине. Записаны сотрудником газеты «Юг» де-Линь со слов быв­шего сахалинского служащего Алексея Степановича Фельдмана, который в 1891 г. уехал с Сахалина и поселился в Херсоне.

Воспоминания относятся к моменту пребывания Чехова в Дуэ (на Северном Саха­лине), где он посетил Дуйскую и Воеводскую тюрьмы, смотрителем которых был в то время А. С. Фельдман. Оценка состояния этих тюрем, данная в «Острове Сахалине», свидетельствует, что Чехов был о Фельдмане весьма нелестного мнения.

О деятельности Фельдмана впоследствии неодобрительно отозвался в своих фелье­тонах и В. М. Дорошевич, также побывавший на Сахалине. Фельдман обвинил Доро­шевича в клевете. В 1898 г. по этому делу в качестве свидетеля привлекался Чехов (это видно из сохранившейся в ЛБ повестки с вызовом на допрос к судебному следователю по Ялтинскому уезду). См. также в настоящем томе телеграмму Чехова Дорошевичу от 30 апреля 1900 г. и примечания к ней.

О писательской деятельности Чехова на Сахалине до сих пор ничего не было из­вестно. В той же газете «Юг», 1904, № 1811, от 7 июля была напечатана заметка, вероят­но, со слов А. С. Фельдмана или его сына С. А. Фельдмана, бывшего в 1889—1890 гг. секретарем Корсаковского окружного полицейского управления. (По приезде на Южный Сахалин в Корсаковск Чехов жил на квартире у С. А. Фельдмана — см. X, 151, 152, 191.) В заметке сообщалось, что Чехов, будучи на Сахалине, написал рассказ из жизни беглых и трехактную комедию, озаглавленную «Генерал Кокет», в которой вывел одно видное служившее некогда на Сахалине лицо. В заметке сказано, что пьесу эту Чехов читал своим сахалинским знакомым, а в 1892 г. писал одному из них, что она совершенно готова, но что издание ее сопряжено с неко­торыми трудностями. Написать об этом Чехов мог Д. А. Булгаревичу или С. А. Фельд­ману, с которыми он в 1892 г. переписывался.

Других прямых данных о написании Чеховым этой пьесы не имеется, но в письме Е. П. Егорову от 26 января 1892 г. Чехов писал: «Увы! Пьеса моя поставлена не будет» (XV, 313). О какой пьесе шла речь, не установлено. В 1893 г. слухи о том, что Че­хов написал пьесу из сибирской жизни, проникли в печать. На одном из писем к Чехову Л. Я. Гуревич наклеена газетная вырезка: «Известный беллетрист Антон Чехов только что кончил новую комедию, героем которой является один из сосланных в Сибирь известных петербургских дельцов». Из какой газеты сделана вырезка — не установлено.

Д. А. Булгаревич в письме к Чехову от 5 июня 1891 г. называет начальника острова Сахалина генерала В. О. Кононовича —• «кокет»: «По получении кредита 4000 р. на содержание школ наш кокет на ч^п более удобным возложить заведо­вание на каждого в своем округе начальника». Так же назвал Кононовича в одном из писем к Чехову и С. А. Фельдман.

Бюст работы Н. Шлейфера, установ­ленный в 1908 г. в Баденвейлере

Фотография с подписью скульптора

Литературный музей, Москва

Один из членов сахалинской администрации, ныне проживающий в Херсоне, поделился со мной своими воспоминаниями о Чехове.

Воспоминания эти не лишены некоторого интереса.

Живо помню мою первую встречу с Чеховым,— говорил мой собе­седник.— Было серенькое, осеннее холодное утро. Возвращаясь из тюрь­мы, я встретил нашего тюремного доктора, шедшего с каким-то незнако­мым мне молодым человеком.

А мы только что были у вас! — еще издали крикнул мне доктор.— Вот рекомендую: Чехов, Антон Павлович. Приехал ревизовать вашу тюрьму.

Доктор весело захохотал, а Чехов, протягивая мне руку, смущенно бормотал:

Уж и ревизовать!..

Мне, помню, сразу понравилось лицо Чехова: славное, открытое, сту­денческое молодое лицо. Глаза умные, мягкие, ласковые н чуть-чуть грустные.

Мне хочется осмотреть вашу тюрьму. Можно?.. У меня имеется разрешение начальника острова,— поспешно добавил он,