Но особенно близок к идеям позднего Витгенштейна, в частности к его концепции языковой игры, современный немецкий философ, приверженец герменевтических идей Карл-Отто Апель (1922 г. р.), с именем которого связана так называемая философия трансцендентальной прагматики. Последняя представляет собой своеобразный симбиоз трансцендентальной философии в ее герменевтической и феноменологической версиях и аналитической философии в ее англосаксонском варианте. Пытаясь решить фундаментальную философскую проблему — проблему обоснования, Апель использует витгенштейновскую концепцию языковой игры в качестве надежного методического средства поиску достоверности[1464].

Герменевтические идеи плодотворно используются и представителями других философских традиций. Так, ведущий философ современности Поль Рикёр (1913-2005) выдвинул концепцию феноменологической герменевтики, на основе которой он намеревался разработать обобщающую философскую теорию человека, вбирающую в себя весь вклад, который внесли все самые значительные философские течения XX столетия; феноменология, философия жизни, структурализм, экзистенциализм, психоанализ, аналитическая философия, герменевтика и др. Предлагая такую фундаментальную теорию человека, своеобразную философию жизни, Рикёр пытался, по его словам, «привить герменевтический черенок» к феноменологии[1465]. При этом под герменевтикой он понимает «теорию операций понимания в их соотношении с интерпретацией текстов; слово „герменевтика" означает не что иное, как последовательное осуществление интерпретации»[1466]. Насколько продуктивна герменевтика в таком ее понимании для истолкования бытия, свидетельствуют замечательные феноменологические, структуралистские и психоаналитические исследования Рикёра[1467].

Не менее интересными являются и исследования другого современного немецкого философа-психоаналитика Альфреда Лоренцера по обоснованию психоаналитической теории посредством философской герменевтики. На основе своей философско-методологической концепции, именуемой им «глубинной герменевтикой», Лоренцер осуществил оригинальную реконструкцию предыстории и истории психоанализа, вскрыл специфику психоанализа в качестве науки и его отличие от как «наук о природе», так и «наук о духе». Для Лоренцера психоанализ является прежде всего герменевтической дисциплиной, он его определяет как «герменевтика телесного», ориентированная на понимание как языковых, так и доязыковых форм интеракции (коммуникации), называемых им то «жизненными проектами», то «формами жизни», то «практиками». К ним Лоренцер относит в первую очередь влечения, которые следует понимать скорее как «социальный характер» Э. Фромма[1468],

В целом можно сделать вывод, что герменевтические идеи являются самыми «модными» в современном способе философствования. Сам факт $ их широкого распространения в современной культуре свидетельствует об актуальности и общезначимости поставленных герменевтикой проблем[1469], а о продуктивности и эффективности предложенных ею решений можно н судить по всё более широкому использованию герменевтических устано- 1 вок различными философскими традициями. Кроме того, о значимости! герменевтического мышления свидетельствуют многочисленные споры и дискуссии, развернувшиеся на страницах книг и журналов по герменевтической проблематике. Следует еще упомянуть о том, что в последние тридцать лет в философии и методологии науки прослеживается тенденция! возобновить великий спор о позитивизме, существо которого можно свести | к краткой формуле: герменевтика против позитивизма. Начало этому спо- ! ру положили дискуссии между критическим рационализмом в лице Карла L Поппера и критической теорией Франкфуртской школы в лице Теодора Адорно, развернувшиеся в октябре 1961 г. на Тюбенгенском рабочем совещании немецкого Социологического общества. Со временем в эти дис- j куссии включились их выдающиеся ученики — соответственно Ханс Аль- ! берт и Юрген Хабермас, испытавший сильное влияние герменевтического мышления М. Хайдеггера и Х. -Г. Гадамера[1470].

Уже при самом поверхностном взгляде на антисциентистскую традицию бросается в глаза ее существенное отличие от сциентизма. Это различие обнаруживается не только в значительном сдвиге в проблемном поле философствования и способе мышления, но даже во внешней форме и стиле философских текстов. Впрочем, за некоторым исключением, в антисциентизме отсутствует традиционная форма философских текстов, что объясняется спецификой обсуждаемых им проблем и стиля мышления. Если философ — сциентист, продолжающий, как правило, мыслить понятиями и категориями классики, т. е. научно (национально), как автор текста представлен лишь опосредованно, он находится как бы за текстом, в лучшем случае, автор предстает перед читателем лишь своим разумом, то философ-антисциентист, делающий ставку на не-разум, не-науку (волю, интуицию, веру и т. п.) как автор текста выступает вр всей своей непосредственности и живой целостности. Читатель как бы живет в мире чувств и настроения автора, охватившего его «здесь-и-теперь», он вступает в его внутренний мир, единяясь с ним. В целом читатель имеет дело с мыслями и чувствами, навеянными автору «здесь-и-теперь», с состоянием его духа, чувств, настроения, с всплеском эмоций, потоком его мыслечув- ствования. Разумеется, человек не способен вернуться к охватившим его когда-то мыслям-чувствам и воспроизвести их заново. Такая разорванность мыслей — чувств (мысле-чувствования) и обуславливает разорванность, фрагментарность, бессистемность текстов антисциентистов. Этим, вероятно, можно объяснить форму и стиль изложения своих мыслей философами- антисциентистами: фрагмент, афоризм, бессистемность; формы, которые, как справедливо заметил Ж. Делёз, «сами по себе подразумевающие новую концепцию философии, новый образ и мыслителя, и мысли»[1471]. Такой образ мыслителя и мысли являют собой философы-досократики, мышление которых имело в своей основе единство мысли и жизни, что означает: образ жизни внушает манеру мысли, «мысль активизируется жизнью, которую, в свою очередь, утверждает мысль»[1472]. Именно это досократиче- ское единство мысли и жизни и пытались возродить Б. Паскаль и С. Кьеркегор, А. Шопенгауэр и Фр. Ницше, подтверждением чему могут служить их философские тексты.