его и опустошил. С тех пор город все более приходил в упадок, до полного запустения.

Все это вполголоса рассказывал Кантемиру словоохотливый Кадыр Мухаммед. Из толпы книжников и писарей с тетрадями и перьями наготове донесся голос императора:

— Отколе же так много ведаешь?

Кадыр согнулся в поклоне и разогнулся. Не очень робея, ответил:

— Мы с Юсуфом, моим другом, побывали тут два года назад, ваше императорское величество. Убогий греческий философ поведал нам, будто в Булгаре Великом писано арабским путешественником Ахмедом-ибн-Фадланом и еще одним арабом, Якубом-ибн-Абдаллахом. Только нам того прочитать не довелось. Все наши знания о городе сем — из рассказов здешних стариков и того, что начертано на его камнях.

— Абдаллах, Абдаллах, — повторил Петр, стараясь воспроизвести певучее произношение толмача. — Прошу князя Кантемира ко мне, по правую руку. Тебя, Абдула-Абдула, — по левую. Оставаться при нас и прочим. Держаться близко, записывать все подробно.

Кортеж решительно вступил под сень высоких руин, под удивленными взглядами солдат и немногих местных жителей, хоронившихся по кустарникам. Пришельцы окружали, выстукивали, вытирали от пыли остатки домов и стен. Извлекали из земли позеленевшие от мха каменные плиты, украшенные орнаментом разбитые сосуды. Ощупывали столпы, разбирали на них старинные надписи. Тогда и стали зримы пределы познаний неутомимого Кадыра Мухаммеда. Когда его о чем-то спрашивали, Кадыр принимался молоть языком со скоростью ветра, похваляясь безмерной осведомленностью. Когда же его толкали носом к могильному камню, Кадыр проглатывал комок и умолкал. Кантемир махнул рукой Ильинскому: секретарь князя тут же протер камень тряпкой, смоченной для того в соленой воде. И стал переписывать высеченные в плите знаки, поясняя, что начертаны они армянами за тысячу лет до того. Книжники и писари не стали дивиться, что Иван разобрал древние армянские письмена; но как ему стало известно, что надписи — тысяча лет, этого уже никто не мог понять. Было найдено пятьдесят склепов с рисунками, да десять дворцов, да четыре еще целых башни, да две колонны, да цитадель на вершине возвышенности, окруженная крепкой стеной. Да четырехугольная мечеть; да три мавзолея, чьи названия Кантемир прочитал как в открытой книге: «Собор святого Николая», «Монастырские погреба», «Ханский мавзолей»; да к ним мечеть «Черного дворца», да малый минарет, да бани, которых оказалось две: белая и красная.

Солнце склонялось к закату. Приказной народ набил тетради записями, числами, рисунками и схемами, так что ни буковки в них более нельзя было вместить. Истерлись вконец и перья. Ноги у всех ослабли, кишки урчали от голода. Но его величество царь Петр не успокаивался. Царь шагал от развалин к развалинам, роясь в них тростью и слушая объяснения Кантемира.

Сойдя на берег, дамское общество вело себя совсем по-иному. Вначале все толпой следовали за царицей. Когда же притомились и почувствовали скуку, дамы разбились на группы; одни пристроились в тени деревьев, другие взобрались на остатки крепостной стены бывшей волжской столицы, третьи стали любоваться остатками прежних построек. Императрица с гоф-дамами и фрейлинами обходила руины под водительством ученого графа Петра Толстого, чьи уста, к забаве монархини, не умолкали ни на миг. Окончив прогулку и вволю натешив дам остроумными выдумками, граф проводил их к лужайке, где слуги успели расстелить ковры и скатерки, поставить вина и кушанья. Расположившись в середке, как индюк, граф по-стариковски наслаждался близостью женской молодости и красоты.

Красавицы, прогуливавшиеся вместе с княжной Марией и княгиней Анастасией Ивановной, слушали объяснения многомудрого Юсуфа, Избелатова сына. После первых же слов, сказанных Юсуфом, дамы заметили его главный порок: он был застенчив, словно дева у колодца. Взоры женщин повергали его в страх. Поэтому-то Юсуф неотрывно глядел на носки своих туфель, то впивался глазами в рисунок на стене, то разглядывал что-то вдали. Запинаясь, толмач рассказывал дамам историю мертвого города, объяснил несколько надписей на камнях. Проходя под толстой стеной, кое-где разрушенной былыми штурмами или течением столетий, Юсуф толкнул прутиком отвалившийся камень и молвил:

— Все в мире сем переменчиво, все преходяще в нем: люди и города, богатства и красота. В этом месте некогда высилась могучая стена; ныне время перемалывает ее в песок. Была здесь крепость, остановившая некогда монгольские орды; ныне тут — одни руины.

— Что так грустно, достойный Юсуф? — с деланным сочувствием спросила его Мария. — С какими злыми чарами доводилось вам встречаться на жизненном пути?

— Или то было любовное разочарование? — тем же тоном добавила Варвара Михайловна.

— Или вам ненавистно человечество? — продолжила Анастасия Ивановна, дабы не отставать от спутниц.

Шедшие следом дамы приглушенно фыркнули. Юсуф выслушал все спокойно. Взглянул краешком глаза на пролетавшую птицу; чуть нахмурился, услышав далекое конское ржание, пошевелил прутиком раковину, погребенную некогда между камнями.

— Ничего такого со мной не случилось, — ответил он. — Но мне довелось попутешествовать по разным странам и получить немало горьких уроков. — Юсуф снова посмотрел вверх, но птица с раскинутыми крыльями уже исчезла. — Сим утром радовался я солнечному восходу; рядом со мной, опершись о фальшборт, принимал благословение зари младший сын его высочества князя Кантемира. Может быть, княжич еще дитя, но разумом он зрел и в свое время станет великим человеком. По когтям узнается львенок, и буду счастлив дожить до того дня, когда Антиох Кантемир, сын Дмитрия Кантемира-воеводы, прославится ученостью и мудростью!

— Что же натворил утром Антиох? — в нетерпении спросила княжна Мария.

— Мудрое слово молвил княжич. Объял взором вселенную и сказал: люди гонятся за тенями. Истинно глубокие в мудрости своей словеса. Спеша за богатством и славой, люди отдаляются от людей. И свершаются предательства и вражда, грабительство в любви и измена в братстве; и живут на свете обленившиеся разумом и хворые духом...

Дамы собирались возразить ему афоризмами и шутками. Но не успели. Громадная стена, под которой они как раз проходили, внезапно пришла в движение. Случилось невероятное, от чего человек цепенеет и сомневается, в своем ли он уме. Стена дрогнула, зашаталась, раздался страшный скрежет. Участок ее вырвался из вековых креплений и молниеносно обрушился на слабые существа, застывшие у ее подножья. Быстрее молнии действовал Юсуф: с отчаянным криком он раскинул руки и изо всех сил, всем телом толкнул своих спутниц в противоположную сторону. Оттолкнув, свалился вместе с ними на землю. Над руинами великого Булгара понеслись жалобные вопли.

Петр и Дмитрий Кантемир как раз стояли близ мечети, названной