– Скоро приедет, он уже в дороге, я ему звонила.

– Непривычно как-то тебя про мужа спрашивать. Каждый день приходится себе напоминать, что Ксения замужем.

– Для меня самой это как-то не совсем привычно, так что не ты один такой.

Зазвонил Каринин телефон, а та вышла.

– Удобный предлог слинять, – как бы между прочим сказал Марк.

– Я слышала, о чем вы разговаривали.

– Да? И что – ревнуешь? – насмешливо поинтересовался Марк. Ксюша покачала головой – не хватало еще признаваться.

– Я спросить хотела, – сказала она, собираясь перевести разговор на другую тему. – Почему ты считаешь, что родители вас с Лешей обманывают? Ты что-нибудь выяснил?

– Мне бы не хотелось об этом говорить.

– Почему? – нахмурилась Ксю. – Ты мне не доверяешь?

– Не в этом дело, Ксюша. Просто я боюсь обвинять без доказательств. А доказательств нет – есть только оборванные хвостики…

– Так расскажи! Ты же знаешь, я никому ничего не скажу, а тебе, может, легче станет… Может, я помочь смогу? – порывисто проговорила Ксю, незаметно для себя хватая Маркову руку. Марк осторожно сжал тонкие Ксюшины пальцы.

– Ксю, сейчас не то время и не то место, чтобы об этом говорить. Да и говорить особо нечего. Я не столько что-то узнал, сколько запутался.

– Все равно, Марк, не увиливай! Почему ты никогда не можешь попросить помощи? Или хоть поделиться – тебе легче стало бы… Независимость – это хорошо, конечно, но чрезмерная скрытность тоже ни к чему, – горячо сказала Ксю и вдруг осознала, что стоит слишком близко к Марку и что ее рука все еще лежит в его ладони. «Ксения, ты нарываешься! – сказала себе девушка. – Этот мужчина дорог тебе, но нельзя переходить границы».

Должно быть, об этом подумал и Марк, поскольку отпустил Ксюшину руку и отступил назад на два шага.

– Ну ладно, расскажу я тебе, может, ты и правда сообразишь что-нибудь, – сказал он и принялся говорить о своем разговоре со Славой и о собранных Славой данных. – Ты знаешь, Ксю, у меня вообще нет никаких мыслей. Иногда мне кажется, что я приемный сын.

– Это еще почему? – удивилась Ксю. – Только потому, что тетя Маша забрала Лешу, а тебя оставила с отцом, когда они чуть не развелись? Это не довод. Если бы ты был приемным, то у них были бы одинаковые права забрать тебя. Тут что-то другое… Возможно, тетя понимала, что суд не оставит ей детей по какой-то там причине, потому пошла на компромисс, забрав Лешку, который был меньше и больше нуждался в ней.

– И что за причина?

– Ну… например, измена… раньше ведь, наверное, правила были другие немного…

– Хочешь сказать, что моя мама изменила отцу? – прищурился Марк.

– Такую возможность исключать нельзя – ведь мы не знаем, почему они хотели развестись… Кстати, ты не пытался узнать это?

– Пытался, – Марк вздохнул. – Догадываешься, куда меня отослали?

– Могу предположить. А что конкретно ты спросил?

– Спросил, не было ли у них серьезных ссор – с расставаниями и уходами из дома. Реакция была болезненная – в первую очередь для меня – мама мне такую оплеуху навесила – прям смешно и неудобно. А потом заплакала, сказала, что я неблагодарный и только и делаю, что подозреваю их с отцом… И, заметь, это посреди такого милого душевного разговора с выкладыванием сердечных тайн. Если бы еще во время ссоры с обвинениями – было бы понятно… А так…

Только по приезду в ресторан Ксюша пригляделась к свидетелю – тому самому Никите, про которого рассказывала Катя. Действительно, между ним и Марком было сходство – не такое, правда, как между Ксю и Кэт, но издалека парней можно было спутать.

Сидя за столом, Ксю раздумывала над тем, что рассказал ей Марк. Все это как-то подозрительно. Интересно, а как и когда познакомились дядя Юра и тетя Марина? А где они поженились? Дядя ведь служил в Самаре, а тетя должна была быть там тоже – хотя бы раз, за девять месяцев до рождения Марка… Что же все-таки скрывают Римшицы?

– Ты и есть Катина сестра-близняшка? – спросил, подойти к Ксюше, Никита.

– Я и есть.

– А вы не очень похожи, – сказал он.

– Это потому что последнее время мы жили далеко друг от друга и меняли внешность. А раньше нас невозможно было различить.

– Не в этом дело. У вас разные взгляды, разное выражение глаз.

– Да? И чем же они различаются? – спросила Ксю.

– Даже не знаю… по твоим глазам видно, что ты страдаешь… Уж не из-за любви ли?

– Нет, – качнула головой Ксюша. – Я замужем, поэтому не могу страдать из-за любви.

– Не знаю… по-моему, одно другому не мешает. Что ж, тем лучше, что ты не страдаешь из-за любви. На мой взгляд это глупость, – Никита нахмурился на мгновение, а потом оживился: – А сколько вообще у Кати сестер? Насколько я знаю, свидетельница у нее тоже сестра…

– У Кати четыре сестры – кроме нас с Лерикой есть еще Дина и Карина. У нас вообще большая семья.

– Это я вижу, – усмехнулся Никита. – Мне-то не привыкать, у меня тоже большая семья, но в сравнении с вашей она отдыхает.

– А где ты живешь? Ну, в смысле, в городе каком?

– В Минске – я давно сюда переехал, еще когда поступил учиться. И с тех пор так и не вернулся. Живу здесь, работаю…

– А дети? – спросила Ксю, прежде чем успела сдержаться.

– Откуда ты знаешь? – насторожился Никита.

– Мне Кэт сказала. Никит, не сердись на нее, она не со зла. И я никому ничего не скажу. Можешь не отвечать, если тебе неприятно. Я не хотела лезть не в свои дела, просто не удержала любопытства… Прости.

– Да ладно. Кате не мешало бы дать по зубам, чтобы не болтала лишнего, но, по-моему, тебе можно доверять. Дети со мной. Я их забрал, когда устроился работать. Года три назад.

– А остальная семья где?

– В Москве. Раньше они в Томске жили, но деду известность надоела, и он решил переехать. А если он решил, то так и будет.

– Сильный человек твой дед, – заметила Ксю.

– Да, да. Этакий домашний диктатор. Его больше боятся, чем любят.

– Это плохо, – сказала Ксюша. – Семья перестает быть семьей, а дом – домом, когда заводится домашний диктатор.

– Ты права, только откуда знаешь? Тоже дома диктатор есть?

– Нету, но раньше – довольно давно – был. У нас бабушка любила командовать, мамина мама. А теперь мама замуж вышла, переехала оттуда, и я редко бываю у бабушки. Да и живу сейчас в Минске.

– А бабушка где?

– В Барановичах. А ты давно Влада знаешь?

– Года три, наверное. Задавастый он паренек такой, по крайней мере, раньше был, теперь вроде исправился.