Почему-то я наивно считал, что учитель больше не сможет меня удивить, но в этом поединке он выложился настолько, что мне приходилось лишь встречать и отражать его удары. Скорость боя всё росла, учитель применял свой навык к скоростному перемещению, и меня спасала лишь реакция.

Мы бились долго, очень долго.

Я не хотел проиграть ему в своём первом Иллюзионе, но понимал, что всё равно сделаю это. Мой великий учитель должен был выйти отсюда победителем, и никак иначе.

Это было справедливо.

Ещё через полчаса тяжёлого боя Галей выбил меч у меня из руки. Не знаю, понял ли он, что я поддался, но в его глазах было столько уважения и благодарности, что мне никогда не забыть этот взгляд.

Иллюзион исчез.

Галей выдохнул и приобнял меня за плечи.

— Ну вот и славно. Ты уже не такой криворукий, и у меня почти нет желания тебя прирезать.

Рассмеявшись, мы вместе отправились в гостиную, чтобы пропустить по кружке пива. Именно тогда я озвучил учителю свои планы насчёт Жрецов и попросил устроить мне тайную встречу с его другом Саргоном.

У него сейчас был совсем иной статус, нежели раньше.

Да, он так и остался Патриархом, вторым человеком после Оракула Хакана, но после того, как всплыли массовые утечки фагнума к чароитам, у Хакана появились проблемы с «Железным Бутоном».

Сейчас Саргон практически стал исполняющим обязанности Оркула, хоть и не имел высшего жреческого ранга.

Я доверял ему, как Галею, и когда Патриарх Саргон наконец прибыл в мой дом, загримированный, с бородой, под видом обычного повара, то никто его, конечно, не узнал.

Саргон вошёл в мой рабочий кабинет и с порога предупредил:

— За мной следят, господин Волков, поэтому у нас с вами есть всего полчаса, не более.

Я крепко пожал ему руку.

— Спасибо, господин Патриарх.

Больше ничего не стал добавлять, но он отлично понял, за что я его благодарю. Его агенты-чароиты помогли мне сбежать из плена, рискнув собственной жизнью, как когда-то Виктор.

Наша встреча длилась ровно полчаса, и за это время мы успели обсудить много чего. Саргон поделился тем, что его босс, Оракул Хакан, пытается усидеть в кресле главного Оракула Стокняжья, но в Тафаларе с каждым днём теряет власть. Император решает сейчас, в чьё ведение отдать фагнум, который поставляется на фронт.

Я же рассказал ему, что услышал от Оракула Тарэта в Котлованах.

— Он говорил, что Устин Хакан создал новую молитву, которой убирает неугодных Жрецов и конкурентов. Она повергает их в жреческое безумие. Так что будьте осторожны, Патриарх. Хакан играет очень грязно. Как я понял, от этой молитвы уже пострадали некоторые Духовные Дома Стокняжья и обычные Жрецы. Вы тоже можете быть на очереди.

Это для Саргона оказалось большой и очень плохой новостью.

— Я этого не знал, Кирилл, — нахмурился он сразу. — Выясню, что за молитва. И думаю, «Железный Бутон» очень заинтересуется этим делом. Но ты ведь позвал меня не только за этим?

Я кивнул.

— Вы помогли мне научиться сопротивлению молитвы подавления воли, но теперь я хочу спросить у вас, как мне самому применять её? Активного резерва для ранга Оракула мне хватает, но нет ни умений, ни навыков вызывать ту молитву самостоятельно.

Саргон задумался.

— Я знал, что когда-то ты попросишь меня об этом. Призыв этой молитвы только внешне выглядит простым, но она требует большой концентрации, траты огромного числа резерва за один раз и самое главное — у тебя должно появиться умение связываться с силой тёмных духов, у которых ты эту молитву просишь. Именно поэтому Шаманам проще её вызывать, чем Клирикам. Они ближе к тёмным духам, чем к божественным текстам, они поют и погружаются в транс, соприкасаются с духами, получая от них силу.

— А мне что делать? Я Клирик, и с пением у меня как-то сразу не пошло.

Саргон мягко повёл рукой по воздуху.

— Учись плавности, которой тебе очень не хватает. Ритуальному жесту. Эта молитва вызывается не словами и обращением к богам, как простые молитвы ослепления, оцепенения или удушья. Она вызывается силой астрального тела, а затем читается текст, который невозможно запомнить. И, как я уже говорил, призвав молитву, ты не сможешь сделать это повторно. Только потратив огромные силы и истощившись. Это опасно. Нужно сначала восстановиться.

Я повторил жест рукой, проведя ладонью по воздуху.

Мне показалось, что я сделал всё точь-в-точь, но Саргон скептически вдохнул.

— Уж прости, но даже слон двигается изящней.

Он ещё раз показал, как надо.

— Пальцы должны двигаться мягко, гладить воздух, чуть загребая его к себе и сжимая. Представь, что ты ласкаешь женщину, ведёшь пальцами по её коже и нежно обхватываешь грудь.

Саргон так увлёкся, что не сразу заметил, что уже десятый раз обхватывает грудь воображаемой женщины.

Опомнившись, он смущённо кашлянул.

— Ты должен практиковаться. Долго, очень долго. На это уходят месяцы упорных тренировок. Ты должен виртуозно владеть не только ритуальным жестом, но и своим астральным телом. Ты ведь его высвободил полностью?

— Кажется, да, — ответил я. — Но измерения бы не помешали.

— Я отправлю к тебе Йону, но только через пару недель. Сейчас она сильно занята. — Он внимательно осмотрел мои зрачки. — Йона ищет способ вывести фагнум из организма без последствий. Она безвылазно сидит в своей лаборатории. Мы понимали, что это будет тяжело, но необходимо.

Патриарх Саргон не догадывался о моих планах насчёт северных земель, свадьбы и Иномирцев. Он ждал, когда я присоединюсь к войне на стороне Стокняжья, и пока я ни в чём не стал его переубеждать. Время правды ещё не наступило.

Уже у выхода я опять пожал руку Саргона.

— Спасибо, господин Патриарх. Передайте Йоне мою благодарность. Буду признателен, если она измерит резерв и у моих ребят из Клана. Хотелось бы точно знать, на что рассчитывать.

Когда Жрец ушёл, я ещё несколько раз повторил жест призыва молитвы и всеми силами попытался ощутить связь астрального тела с тёмными духами. Даже мысленно представлял, что прикасаюсь к воображаемой Джанко.

На двадцатый раз пришлось признать, что из меня может получиться всё, что угодно, но только не Оракул. С такими-то деревянными руками.

«На это уходят месяцы тренировок», — крутилось в голове.

Только не было у меня месяцев. Максимум три недели, и за это время надо было хоть в лепёшку расшибиться, но научиться