Два часа спустя Джессика, словно желая чихнуть, поднесла два пальца к носу.

– В комнате воняет, – прошептала она Полли, которая была занята тем, что мазалась кремом для искусственного загара и прикалывала к волосам накладные пряди. – Здесь пахнет как в старом спортивном зале.

– Не может быть, – повысила голос Полли. – Просто подбери сопли, Джесс. Это так важно для меня. – Она пристально посмотрела на нее.

– Подбери сопли? Я беременна, проклятье, я ехала сюда в общественном транспорте, надела на себя легинсы из лайкры, а теперь стою в комнате, где пахнет сыром и потом. Ты должна быть благодарнее!

– Я благодарна, но я просто пытаюсь справиться с ситуацией, а если ты будешь все время напоминать мне о застарелом запахе потных ног, меня стошнит. Я и так нервничаю. – Полли погладила себя по на зависть плоскому животу.

Джессика состроила подруге гримасу и оглядела комнату, в которой находились десять женщин и двое мужчин, казавшихся гибкими и проворными, они готовились к занятию. У всех были полотенца и бутылки с водой. Она пожалела о том, что у нее нет таких же реквизитов, которыми можно было бы занять руки.

Внезапно откуда-то сзади раздался громкий голос с крайне аристократическим акцентом:

– Доброе утро, леди, джентльмены, друзья и те, кого мы привели сюда.

Джессика бросила взгляд на Полли, но та сделала вид, что не заметила его, не время было веселиться без причины. Но Джессика поняла, что, если он еще раз повторит «тех, кого мы привели сюда», она, вероятно, не выдержит. Она уставилась в пол и попыталась думать о чем-нибудь грустном.

Голос продолжал:

– Добро пожаловать, новички. Я – Топаз, и я буду вашим тренером по йоге, я помогу вам достичь просветления и высшей релаксации для вас и ваших малышей. Теперь возьмите маты, найдите место и будьте как дома…

Джессика почувствовала, что кто-то легко дотронулся до ее макушки – это Топаз, с поднятыми вверх руками проходил по комнате, дотрагиваясь пальцами до макушек всех, до кого он мог дотянуться. Джессика невольно вздрогнула, но также почувствовала, как сердце затрепетало от радости, это было довольно приятное ощущение.

Топаз с важным видом расхаживал перед ними, а потом встал, расставив руки, откинув голову назад и закрыв глаза. Полли толкнула Джессику в бок локтем. Джессика посмотрела на подругу, а та беззвучно произнесла: «КРУТО!» И ей пришлось согласиться, это действительно было круто!

Топаз, красующийся в ярко-розовых индийских шароварах, был раздет до пояса, его обнаженный торс был смуглым и мускулистым, что в сочетании с гибкой фигурой и манерным подергиванием головы – при этом он смахивал с лица светлые и темные пряди своих доходивших до плеч волос – решительно относило его к категории рок-звезд, обеспокоенных своим сценическим образом. Его ярко-голубые глаза сверлили каждого из находившихся в комнате, а улыбка, игравшая на губах, создавала атмосферу таинства. Джессика была готова поставить последний грош на то, что этот парень способен добиваться успеха ежечасно и каждый божий день, даже с таким именем, как Топаз.

Неожиданно он оглядел группу и сообщил, словно обращаясь к аудитории:

– Будущие матери – вы творцы чуда! Желанные сосуды, благословенные природой даровать жизнь!

Джессика пристально смотрела на блестящие розовые ногти Полли. Нагнувшись вперед и почти доставая головой до пола, она едва сдерживалась, чтобы не хихикать. Она, черт побери, надеялась, что Полли добьется свидания, потому что стараться сдерживать смех и в то же время не описаться было довольно проблематично.

25 сентября 2013 г.

Сегодня я разозлилась. «Итак, вы не хотите, чтобы вас навещали ваши родители? Вы любите их?» Именно об этом спрашивала меня врач-психоаналитик в беседе с глазу на глаз, а мне хотелось кричать. Не то чтобы я не люблю их, разумеется, люблю! Я люблю их, я очень люблю их и всегда любила. Но дело в том, что я не хочу, чтобы они или кто-нибудь из любимых мной людей приходил сюда. Здесь мерзко от запаха вареных овощей и грязно-белых стен, и мне просто невыносима мысль о том, что они останутся здесь, пусть даже на час. Я пыталась объяснить это, а психоаналитик протирала очки, держа наготове ручку, чтобы зафиксировать какие-то важные слова, слетавшие у меня с языка. Волнение и чувство вины перед теми, кого я люблю, лишило меня всякой радости от их визита. Я знаю, что, уходя, они говорили о том, как я плохо выгляжу, как я равнодушна, как печальна. Что же, они правы. Я печальна. Печальнее, чем это возможно, по моему мнению. И мне стыдно. А когда я вижу их здесь, я горюю и стыжусь еще больше. Это порочный круг.

Она, как ни странно, попросила меня описать свой стыд, как будто это не было очевидно. Но я все-таки попробовала. Я понимала, что чем больше я буду с ней сотрудничать, тем скорее я дам ответ, которого она ожидает, тем скорее закончится сеанс, и мне поставят отличную отметку в моем дерьмовом досье. Я всегда думала, что депрессия – это про других. Помню, как мама говорила: «Ах, бедная миссис Такая-то, у нее легкая депрессия!» А я думала: «Эй, женщина, встряхнись!» Я считала, что быть в состоянии депрессии – то же самое, что быть несчастной или, что еще хуже, больной. Даже когда мама потеряла Дэнни, она не впала в депрессию. Страшные вещи постоянно происходят с людьми, и они, видимо, справляются, они видят проблеск надежды. А я?.. Я не могу это объяснить. Что я такого сделала для того, чтобы впасть в такую депрессию? Я получила сполна.

Потом, на групповом занятии, одна из девушек рассказывала о своем приятеле, вспоминая, как они познакомились, как он ухаживал за ней, даря музыкальные сборники и посылая любовные письма. Было приятно и удивительно узнать с лучшей стороны кого-то из немногочисленной группы в моем отделении. Я ни с кем не делилась – я никогда не делаю этого, в моем старом досье ничего об этом не написано, но я позволяю себе мысленно возвращаться в те дни, когда мы познакомились с Мэттью на барбекю, это то, что я обычно пытаюсь вспомнить и представить. Стоял солнечный день. Мы с Полли опоздали. Мы колебались, идти или нет, поскольку это был дом друга нашей подруги. Иногда я думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы мы решили остаться в пабе. Я рада, что мы не остались.

Все было как обычно. Сложенные стопкой куски обуглившегося мяса, на которые каждую минуту налетали пьяные гости, они хватали их руками и грызли, болтая со своими приятелями. У одного из парней на шее была надета веревочка в цветах национального флага. Двое детей бегали по саду, а жена хозяина, вспотевшая от волнения, беспокоилась о том, достаточно ли пива. Мэтт стоял под деревом и болтал с Дженни, они над чем-то смеялись. Я обратила на него внимание потому, что он, откинув назад голову, смеялся очень натурально и громко. Он казался счастливым, а мне очень хотелось быть счастливой. Повернув голову, он увидел, что я пристально смотрю на него, и случилось нечто невероятное. Он посмотрел на меня, потом в сторону, затем мгновенно обернулся, словно был не в силах оторвать от меня глаз. Его губы еще шире растянулись в улыбке.