– Хорошо. Мы сделаем это, Джесс, но давай сядем за кухонный стол. Мне хочется закусить, чем-нибудь подкрепиться и выпить красного вина, и мне нужно отправить Магнусу пару писем по электронной почте. Не забывай, мне нужна эта работа, чтобы воспитывать юного Фила в той атмосфере, к которой он скоро привыкнет.

– Фила? – Пока они шли по коридору, Джессика покачивала головой.

– Да, в честь Фила Паркерса, великого игрока всех времен из команды «Куинз Парк Рейнджерс». На мой взвгляд.

Джессика вновь рассмеялась.

– Неудачный выбор!

– Ну, так как же мы назовем нашего ребенка? – спросил Мэттью жену, обмакивая хлеб в оливковое масло первого отжима, смешанное с бальзамическим уксусом. – Как насчет Бальзамики? – Он закрыл глаза от наслаждения, отправляя пропитанный маслом кусок хлеба в рот.

– Для мальчика или для девочки?

– Для обоих. Это гениально: мы оба любим бальзамический уксус, и мало вероятно, что наши вкусы изменятся!

– Мы говорим о нашем ребенке. Все его будущее зависит от того, как мы наречем его. – Вздохнув, Джессика потянулась через стол за хлебом.

– Разве это имеет такое большое значение? – Мэттью выглядел искренне озадаченным.

– Разумеется, имеет! Вспомни те времена, когда ты учился в школе: у кого было самое неудачное имя? – Она обмакнула хлеб в соус, убедившись, что правильно смешала ингредиенты, и подумала о Стелле Дрю, которую в начальной школе несправедливо дразнили «Смелла Пу»[7]. Джессика мысленно отругала себя за то, что даже теперь ей хотелось смеяться.

– В школе? Ни одного странного имени. Я хочу сказать, что в нашем классе не было таких имен, как Топаз… – Вдруг Мэттью погрозил пальцем. – Но в университете на нашем факультете был один малый, которого звали Мюриель[8] Делахорн! – Он громко захохотал. – Бедный малый. Ему постоянно приходилось объяснять, что он носит старинное имя, передававшееся в их семье из поколения в поколение, его следует произносить Марриэль, сокращенно – Марри.

– Ты называл его Марри?

– Нет! Мы задолбали его! Мы все, как один, звали его Мейвис[9].

– Почему вы называли его Мейвисом?

– Потому что его имя было Мюриель, а пытаться спрятаться за именем Марриэль было еще хуже, поэтому он стал Мейвисом!

– Бедняжка! – Она покачала головой. – Но именно об этом я и говорю: если дать ребенку глупое или экстравагантное имя, он, возможно, будет страдать. Думаю, нам нужно дать ему имя, которое будет означать, что он может стать первоклассным адвокатом или мусорщиком, чтобы оно вполне подходило к тому и другому.

– Последнее все же предпочтительно, верно? – На работе у Мэттью были не лучшие времена.

Джессика не ответила.

– Как насчет того, чтобы назвать его так же, как зовут наших родителей?

Мэттью задумался.

– То есть если будет девочка, мы назовем Маргарет Корал?

– Или Корал Маргарет. – Джессика знала, что ее мать не захочет уступить первенство бабусе Маргарет, даже если она слишком вежлива для того, чтобы заявить об этом.

– А если будет мальчик… Роджер Энтони! – загоготал Мэттью. – Нет, решительно нет! Роджер Энтони напоминает то, что вытворял Мейвис Делахорн!

– Мне нравится Джозеф или Лео, а девочку мне хотелось назвать Бес. Бесан, – с улыбкой проговорила она.

Мэттью улыбнулся, поняв, что она, очевидно, уже думала об этом дольше, чем он предполагал.

– Лео – хорошее имя, это сила! И мне нравится Бес. А еще мне нравится Лилли.

Джессика кивнула. Это будет Бес.

14 октября 2013 г.

Я проснулась в слезах и весь день не переставала плакать. Я не могу остановиться. Не могу сделать глубокий вдох. Не могу сосредоточиться. Даже после того, как провела здесь два года. У меня уже случались такие дни, как сегодня, когда я чувствую себя так, словно я тону в своей печали. Это ужасно, ужасно проводить день вот так. Когда мы гуляли на улице, ко мне подошла одна старушка, она слонялась возле меня, когда я дышала необыкновенно свежим воздухом. Было заметно, что я плакала. Похлопав меня по плечу, она сказала: «Тяжело быть вдали от семьи, особенно для такой молодой женщины, как вы. Мне по-прежнему тяжело, даже сейчас. Мне так не хватает их, я страдаю». Я пристально смотрела на нее, испытывая что-то похожее на зависть к этой женщине, явно способной выражать свои чувства и осознавать свою потерю значительно глубже, чем я. У меня не возникло желания поговорить с ней или открыться ей. Не знаю почему. Поэтому я удрала в свою комнату и, схватив альбом для эскизов и карандаш, нарисовала первое, что пришло мне в голову. Это был маленький полосатый носок. Я долго смотрела на него, а потом, уткнувшись лицом в подушку, расплакалась еще пуще.

– Вперед, миссис Ди! – Полли встретила мать Мэттью у входной двери на Мертон-авеню, сунув ей в руку бутылочку с детской смесью. – Это просто, если набить руку и не обращать внимания на легкий резиновый привкус, но за исключением этого, это почти то же самое, что пить обычный джин-тоник!

– О бог мой! – Маргарет взяла в руки бутылочку, но не решалась взять соску в рот. – Корал придет? – спросила она с надеждой на поддержку.

– Да, вероятно, – улыбнулась Джессика. – Она приедет сразу после работы.

Из кухни, полной друзей Джессики, доносилась ритмичная музыка. Стеклянные двери были открыты для удобства курящих и тех, кто хотел насладиться теплыми лучами июньского солнца. Каждый пришел с красивым пакетом или коробкой, обернутой белой бумагой и перетянутой лентой, завязанной большим бантом. Подарки были сложены стопкой на обеденном столе и манили, как сокровища пещеры Аладдина, дожидаясь, пока их откроют. Джессика не могла поверить, что крохотному младенцу может понадобиться так много вещей, но, видимо, так оно и было.

Они приняли решение не интересоваться полом своего нерожденного ребенка на раннем сроке, согласившись, что без неожиданности нет настоящей радости. Мэттью намекал, что заметил что-то во время ультразвукового исследования на двадцать второй неделе, но Джессика не слушала его, зная, что почти невозможно ясно разглядеть что-либо сквозь слезы. Она подозревала, что Мэттью втайне желал мальчика, что было замечательно, тогда как она положа руку на сердце хотела девочку.

В углу комнаты висел большой плакат, а на нем был написан список имен для голосования. Джессика наблюдала за тем, как ее свекровь, вытащив очки для чтения из изящного клетчатого футляра, пробежала глазами оба списка, один был написан синим, а другой – розовым фломастером. Она видела, как Маргарет схватилась рукой за горло: «Кайли? Разве можно это обсуждать?»