И опять же, все это имело место быть в реальной истории! Как и то, что Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин 10-го числа допустил отход к Турецкому валу, и то, что 10-го числа на естественный оборонительный рубеж выдвинулась резервная 156-я стрелковая дивизия – кстати, одна из наиболее полнокровных в составе Крымского фронта. Но рубеж ее обороны составил двадцать километров и был чрезмерно растянут (вдвое против уставного). Так что в прошлом кампфгруппе Гроддека не составило труда прорвать его и не допустить занятия естественного оборонительного рубежа отступающими советскими армиями.

Но в моем настоящем 47-я и 51-я армии ещё не были окружены, а части 44-й сохранили большую боеспособность. Да, Черняк так и не сумел заткнуть брешь в обороне между позициями отчаянно сражающихся 157-й стрелковой и 72-й кавдивизий. И в эту брешь вошла 50-я пехотная, а следом Манштейн ввел в бой резерв, 170-ю пехотную дивизию 30-го армейского корпуса. Во встречном бою уже понесшая большие потери 404-я стрелковая дивизия была отброшена, что послужило началом общего отступления левого фланга 44-й армии на восток: 72-й кавдивизии, остатков 63-й и 404-й дивизий. Связи с удержавшей позиции 157-й стрелковой дивизией и разрозненными подразделениями 276-й, постепенно собирающимися в ее тылу, командарм не имел.

Однако фронтовое командование, получившее санкцию Сталина на отвод войск, уже отдало приказ об отступлении, которое в этот раз дошло до командармов – сказался успех первого дня обороны, унявший лишнюю суету в штабах. Потому отход 44-й вполне естественно вписался в начавшееся отступление 47-й армии на севере и постепенное оставление позиций 51-й. Утром 11 мая продолжившиеся атаки 22-й танковой встретила подготовленная за ночь оборона 390-й стрелковой дивизии, выведенной из резерва (хотя она была смешанной армяно-азербайджанской по национальному составу и считалась ненадежной), и вкопанных в землю КВ и Т-34 44-й танковой бригады (из состава 229-го отдельного танкового батальона уцелел лишь единственный «Клим Ворошилов»).

Массированный удар танков противника прорвал фронт дивизии: не выдержав напряжения боя, бежали два полка, но время, выигранное в обороне, позволило Львову своевременно бросить в бой последнее бронетанковое соединение фронта: 55-ю танковую бригаду.

Результатов сражения генерал-лейтенант Львов Владимир Николаевич уже не увидел, погибнув во время авиаудара фашистской авиации по командному пункту на горе Кончи… В очередном встречном танковом бою ожидаемо разбитая 55-я танковая бригада все же выбила около двадцати панцеров, а их общие потери мая, с учетом прорыва обороны 390-й стрелковой дивизии, составили двадцать девять машин.

В конечном итоге Манштейн, сумев прорвать фронт и окружить отдельные соединения 51-й армии, не добился главной цели – тотального котла для Крымского фронта. Столкнувшаяся с дружными контрударами советских танковых бригад 22-я танковая дивизия несла значительные потери, а темпы ее движения значительно снизились. Группа Гроддека, создавшая внешнее кольцо окружения, по факту была слишком малочисленна, чтобы сдержать отход 47-й армии. Во встречных боях с отчаянно прорывающимися к Турецкому валу красноармейцами, атаки которых поддержала уцелевшая артиллерия, кампфгруппа понесла большие потери и была вынуждена отступить. И на рубеж обороны 156-й стрелковой дивизии постепенно отошли части и 47-й, и 44-й, и даже соединения из состава 51-й армий. Крымский фронт потерял до пятидесяти тысяч бойцов и командиров ранеными, убитыми и попавшими в плен, сумев все же устоять под натиском 11-й армии Манштейна, как минимум уполовинив число машин 22-й танковой дивизии.

Мне удалось переписать историю поражения советских армий в Крыму. Удалось…

С этими мыслями я наконец-то вошел в чуть прохладную, бодрящую морскую воду и со счастливым смехом нырнул под волну. Хотя бы краткий миг радости в напряжении последних недель! Ведь, несмотря на дар убеждения, уговорить руководство эвакогоспиталя перевести меня в Сталинград мне так и не удалось. Точнее, это просто было не в их силах… Как и не в моих силах было предотвратить грянувшую в последние дни мая катастрофу под Харьковом. Уже завтра эвакогоспиталь будет расформирован, его персонал переведен. А все, что мне действительно удалось, так это получить назначение не в «родную» 63-ю горнострелковую дивизию, а в отчаянно сражающиеся на Дону части… Правда, теперь уже в качестве старшего лейтенанта войск НКВД!

4 июля 1942 года, 8 часов 43 минуты.

Левый берег реки Песчанка, г. Воронеж.

41-й пограничный полк 10-й стрелковой дивизии НКВД

– Глубже копай, Киреев, глубже! Надёжный окоп тебе и жизнь спасёт!

Боец, стрельнув глазами в мою сторону, неестественно бодро ответил «есть» и показательно активно продолжил работать блестящей от частого копа саперной лопаткой. Но я уже не смотрел в его сторону, стараясь окинуть взглядом позицию всей роты. Сейчас мои ребятки старательно роют глубокие стрелковые ячейки. Но я не остановлю их работы, пока мы не со единим их извилистыми (обязательно!) ходами сообщений, не нароем отделенных щелей-укрытий, не оборудуем запасных позиций для пулемётчиков и расчётов ПТР. Присутствие последних дарит скромную надежду на то, что мы ещё сколько-то да повозимся, когда к берегу подойдёт германская бронетехника. С другой стороны, на нашем участке она и не пройдёт – Песчанка пусть и не Днепр, но с ходу её не форсировать, разве что плавающими бронемашинами, коих у немцев нет. Хотя…

Вон, послезнание подсказывает, что после успешных испытаний «ныряющих» танков в 1941-м оборудование подводного вождения танков вместе с шнорхелями – специальными трубками с поплавками, через которые в машины поступает воздух, – устанавливают на все серийные панцеры.

Хм… Выходит, зря моей роте растянули оборонительный рубеж до полутора километров вместо стандартных девятисот метров? И всего четыре расчёта ПТРД на участке против рвущихся к Воронежу передовых частей 4-й танковой армии Гота. Эх, а как я радовался, получив назначение в 10-ю дивизию НКВД…

К моменту моего прибытия в действующую армию в начале июня 1942 года бои в «Барвенковской западне» уже завершились, сохранившие боеспособность части РККА вырвались из котла, а линия фронта временно стабилизировалась. 199-я стрелковая дивизия 38-й армии вела оборонительные бои местного значения, однако я, несмотря на повышение в звании, вновь получил под командование взвод НКВД, чем был не особо доволен. Ну и до Сталинграда, как ни крути, далеко…

Что же, пришло время использовать мой особый дар, который после очередного успеха вырос до уровня «практикующий гипнотизёр». Я сумел убедить руководство перевести меня в 10-ю дивизию НКВД, 269-й и 270-й полки которой были сформированы из сталинградцев и базировались в окрестностях города. Прямой путь к Ольге! Правда, на запрос в 10-ю дивизию хоть и ответили согласием, но затребовали меня в 41-й пограничный полк, размещённый в окрестностях Воронежа. Погранец к погранцам – вполне логично. Впрочем, получив предписание, я возликовал душой, уверенный, что назначение в дивизию – это главное, а уж там я найду варианты перевестись. Но… Как оказалось, гипноз работает не со всеми, есть исключения. В частности, командир 41-го полка НКВД майор Васильченко Митрофан Иванович, которому позарез нужны были ротные с боевым опытом для хорошо подготовленных и технически грамотных, но не обстрелянных бойцов. Все мои усилия убедить его отпустить меня в Сталинград оказались напрасны – не помог ни гипноз, ни то, что в городе осталась жена. Майор жёстко отчитал меня, напомнив, что у большинства командиров есть семьи, но воюют они там, куда Родина пошлёт, а не поближе к дому. Также он справедливо заметил, что, исполняя свой воинский долг под Воронежем, 41-й полк прикрывает и Сталинград, а я, выходит, именно здесь защищаю жену.