Денису приходит эсэмэска. Он достает мобильный, и за две секунды эмоции на его лице меняются на полярные: увидев адресанта – он улыбается, прочитав сообщение – недовольно поджимает губы. Сто пудов, Машка. Она не так часто приходит в «Орбиту» в последнее время, но, когда я вижу их с Денисом вместе, они почти все время ругаются. Денис начинает набивать ответку, но что-то не срастается, он негромко чертыхается сквозь зубы и прячет телефон в карман куртки, так и не ответив.

– Ну, чего он там копается? – В голосе Дениса сквозит нетерпение.

– Может, он там его уже… того? Заколбасил? Ты Пулю знаешь, он один раз манданет и с копыт свалит. А этого гнилого мог вообще…

– Этого не хватало… – Денис делает последнюю затяжку и рыщет глазами в поисках мусорки, в которую он мог бы выбросить бычок. Ох уж это его воспи­тание!

– Пойдем, там контейнер есть.

Мы пересекаем двор конторы и заглядываем за угол. Воображение рисует самые разные картины, от терпимых, в которых Пуля выбивает Гимору глаз, до самых ужасных, где Пуля с окровавленными руками стоит над телом в смерть забитого Гимора и хлопает глазами, возвращаясь из амока в реальность. То, что я увидел, поразило меня сильнее.

Пуля стоял, уткнувшись глазами в землю, опустив руки с пудовыми кулаками вдоль туловища, и молчал, а распалившийся Гимор отчитывал его как последнего пацана:

– Ты в городе работы больше не найдешь нигде, Полейко, ты меня понял? Я тебя в черный список завтра же, за-втра же занесу! Ты у меня, сука, ящики с пустыми бутылками у универмага не сможешь разгружать…

– Когда мне трудовую можно забрать? – почти блеет Пуля.

– Чего?.. Чего ты буровишь, я понять не могу? В глаза смотри мне!..

Пуля поднимает на Гимора глаза, в которых нет ничего, кроме тупой овечьей забитости и чувства беспредельной вины. Пуля надул губы, как набедокуривший школьник в кабинете у директора.

– Виталий Анатольевич, когда мне трудовую забрать? – повторяет он.

– Когда… Когда я скажу!.. Через неделю на секретаря позвони… Сука, детский сад… Убирайся на хер, и чтоб на глаза мне не попадался больше здесь… Урод…

Гимор сквозит к своей тачке, едва не стукнув меня плечом. А мы с Денисом обалдело переводим взгляд с него на Пулю и обратно. Я ни хрена не понимаю. Пуля всхрапывает, а потом начинает ржать.

– Пойдем в машину, все нормально.

Он ржет, пока мы идем к машине, ржет, пока рассаживаемся. Я завожу, выезжаю на дорогу, а он продолжает ржать до тех пор, пока Денис, нервы которого не выдерживают, не прикрикивает на него:

– Пуля, хорош! Хорош уже! Что у вас случилось там?

Еще несколько мгновений Пуля пытается справиться со смехом, вытирает выкатившуюся на щеку слезу. А когда успокаивается, говорит:

– Понимаешь, я уже в башке все прокрутил – корпус, корпус. – Пуля рассекает пространство перед собой короткими ударами. – И в конце подсрачник ему… Там еще контейнеры мусорные стояли, и я хотел его… обмакнуть потом. Это, наверное, по Фрейду что-то, надо в книжке посмотреть…

– А что остановило-то? – Денис пытается вернуть Пулю в тему, а тот смотрит на нас с открытой детской улыбкой.

– Я понял, что не смогу его ударить. Никак. То есть… я хотел, но… Это было бы скучно. Да. Скучно и предсказуемо. Я, такой здоровый, бью его по печени, он валяется в отрубе, я его еще пару раз пинаю, все балдеют. Я просто сказал, что хочу уволиться. Он сначала обосрался, а по ходу разговора стал смелеть. В конце уже орал на меня, вы видели. Опускал, реально, как раньше, когда я на работу ходил.

– А ты стоял и молчал.

– Да я сдерживался, чтобы не заржать. Это так прикольно было.

– Прикольно? – Я даже оборачиваюсь, чтобы по­смотреть на Пулю и понять, не шутит ли он. – Прикольно???

Сигнал пронесшейся мимо машины возвращает меня к дороге: мы только что проскочили на красный.

– Да, прикольно, – отвечает как ни в чем не бывало Пуля. – Прикинь, глист такой орет на меня, рычит, а что он из себя представляет? Ничего. Он ноль, nada, пустое место. У него жизнь уже закончилась. Он дохлый, сутулый, бабы ему не дают, и изо рта у него воняет. И у него нет никого – ни жены, ни детей, ни бабы постоянной. Если бы я его побил… Представляешь, каким бы он домой сегодня пришел? Вот только прикинь – он заходит в свою однокомнатную клетку, побитый, опущенный, униженный. И не знает, как завтра идти на работу, потому что от стыда умереть можно. И напиться боится, чтобы место не потерять. Так вот он купит чебурашку водки, потому что больше – ни-ни, и уставится в телевизор, и будет смотреть какую-то громкую цветную дрянь, чтобы забыться. Только забыть не получится. Знаешь, я ему сегодня хоть что-то хорошее от жизни дал. Хоть что-то. Он в хорошем настроении домой поехал.

– Я больше у Вазгена гидрач этот брать не буду, – ворчу я, – а то вы покурили, и с башкой своей на «вы».

Дэн и Пуля ржут.

– Одного на философию пробило, второго – на благотворительность, мать Тереза нашлась…

Дэн наклоняется с заднего сиденья вперед и кладет руки мне на шею.

– Не злись, мой мальчик.

Мне ничего не остается, как присоединиться к их смеху. Хотя я чувствую, что Дэн с Пулей смеются об одном и том же, а я просто бэк-вокалом, чтобы не вылезать из темы.

– Стрелку я перевел на завтра, – бросаю я. – Куда едем?

– Домой забрось меня, – просит Пуля.

– А я в «Орбиту», если хочешь, можешь со мной, – предлагает Денис.

Мне вдруг становится жалко этого вечера. Жалко расплескать возникшее сейчас в салоне хрупкое тепло близости.

– Не так все, пацаны. Мы сейчас едем в «Орбиту» и пьем пиво. До утра. Как раньше.

– Нет, я пас, – ноет Пуля, – я Симке обещал, она дома ждет…

– Пуля, ну, харэ уже! – внезапно накидывается на Пулю Дэн. – Что с тобой? Ты два месяца всего женат, а тебя не узнать. Подкаблучник, Симка то, Симка се, – признаться, даже я не ожидал таких слов от Дениса, а Пуля и подавно.

Пуля еще пытается упереться и отмазаться – ему надо домой, и Симка ждет, и он обещал не позже, но его сопротивление носит демонстративный, показной характер, и целью его является – не солгать жене, когда он будет говорить про «я не хотел, меня уговорили».

Мне очень не хватало этого. Нашего общего времени, как раньше. Сейчас мы все время заняты делами. Мы не бываем втроем. Вместе с нами постоянно – деньги, дела, стафф, встречи, Симка, Маша, Вернер. Я забыл, когда мы встречались просто ради фана, а не по работе.

С дороги Дэн звонит в «Орбиту» и просит очистить к нашему приезду ВИП-рум. В машине царит радостное оживление и напряженное ожидание счастья – мы без причины смеемся, толкаем друг руга локтями, а Дэн извлекает из плеера скучный Coldplay, чтобы заменить его своим веселым старьем. Мы взрываем еще один косяк, открываем окна в машине, заливая тишину опустевших к вечеру улиц грохотом музыки.