ее могли продать за долги родители), сделать там блестящую карьеру куртизанки и достигнуть высшего ранга. Далее, при выдающихся данных, она могла выйти замуж за аристократа, богатого и искренне влюбленного, или же, благодаря сноровке и уму, превратиться в хозяйку борделя. Но так же легко, не найдя богатого жениха, который заплатил бы за нее выкуп, она могла стать никому не нужной старухой или уличной проституткой и сменить шикарные наряды на лохмотья. На подобного рода «жриц любви» сёгунат устраивал регулярные облавы, поскольку такая деятельность считалась нелегальной, в отличие от труда зарегистрированных куртизанок. Пойманных на уличной проституции избивали палками или плетьми, и это наказание нередко заканчивалось смертью.

Относительно стабильным выглядело положение женщин-профессионалок, занятых в сфере обслуживания. Служанками часто становились уже в детстве. Нередко девочку отдавали служить в богатую семью в надежде, что она понравится хозяину, тот возьмет ее в жены, и тогда ее будущее будет обеспечено.

Даже если до женитьбы не доходило, она продолжала работать и имела возможность карьерного роста. В эпоху Токугава работа прислуги оплачивалась и осуществлялась по кратко- или долгосрочному контракту. Две трети женщин-прислуг имели долгосрочные контракты, что помогало им «держаться на плаву» большую часть жизни.

Но почти все вышеперечисленные профессии были уделом жительниц городов. Куда более рутинно и уныло протекала жизнь в деревнях. Сельской женщине было суждено выйти замуж, помогать во всём мужу и слушаться свекрови, которая перекладывала все свои обязанности на невестку. Ей оставалось только ждать, когда женится её старший сын, чтобы самой наконец насладиться «легкой» жизнью свекрови. В целом же сельская женщина находилась в положении существа второго сорта, не сказать – домашнего скота. В некоторых провинциях (например, Симаба́ра) феодалы использовали жен и дочерей крестьян, не плативших налоги, в качестве заложниц. Их либо возвращали домой за выкуп, либо, если у семьи денег не было, сживали со свету.

Куклы-девочки кокэси: два лица «японской матрёшки»

Но если сугороку можно считать своеобразным зеркалом жизни городских женщин, – то жительниц японских сёл и деревень весьма ярко символизируют знаменитые японские куклы-кокэ́си.

Кокэ́си (яп. 小芥子) – расписная деревянная кукла-девочка без рук и ног, разработанная в начале периода Э́до (XVII–XIX вв.); по некоторым версиям – прототип русской матрешки.

В разное время эти куколки выражали разные вещи, а история происхождения у них так же многолика, как и образ женщины в японской истории.

У нас этих кукол частенько называют «прототипом русской матрёшки», хотя никакими фактами это не подтверждается. Да, существует версия, довольно бездоказательная, о том, что ещё в конце XIX в. наши православные монахи посещали Японию с миссионерской целью – и якобы тогда приметили куколок кокэси и начали мастерить их на свой лад. Но ни в переписках наших аристократов, привозивших кокэси в Россию ещё в XIX в., ни в мемуарах первых мастеров русских матрёшек никакой особой «преемственной связи» с японскими куклами не прослеживается. Да и самого принципа «вставной куклы», как в матрёшках, у кокэси никогда не было, а внешне они и вовсе не похожи. В целом, кроме того, что заготовки для них обоих изготавливают на фрезерном станке, кокэси с матрёшками ничего особенного не связывает.

Идея кокэси берёт своё начало, скорее всего, от да́румы – традиционной индийской, а позже и китайской фигурки буддийского Бодхидхармы.

В самой Японии бытует две версии просихождения кокэси.

Первая, красивая и популярная, – это история XVII в. о жене сёгуна, приехавшей на горячие источники в районе Тохо́ку. Эта дама долго мечтала о ребёнке, но никак не могла зачать. А после посещения знаменитых лечебных вод наконец забеременела и родила прекрасную девочку. И уже это радостное событие увековечили местные мастера, создав кокэси как традиционный девичий оберег.

Эта история – а скорее, даже приукрашенная легенда – широко используется туроператорами, зазывающими клиентов со всего света на знаменитые онсэ́ны – курорты с горячими источниками, причём давно уже не только в Тохоку. Как небольшие фигурки, так и огромные, подобные памятникам, статуи кокэси украшают в таких местах отдыха всё и вся. Клиентам и покупателям сувениров просто-таки внушается мысль о том, что кокэси – это символ женского здоровья, чудесного рождения, благоволения Небес, удачи и так далее.

Однако у серьёзных исследователей куда больше доверия вызывает другое, очень мрачное объяснение происхождения этих кукол. Дело в том, что в средние века очень многие крестьянские семьи нередко избавлялись от новорожденных, которых не могли прокормить. И после умерщвления собственных детей они выставляли в домах символические фигурки несчастных младенцев в качестве поминальных кукол (отсюда – одно из написаний слова «кокэси» в значении «забытое дитя»). Мальчики в таких семьях ценились выше, поэтому гораздо чаще избавлялись именно от девочек. Возможно, этим и объясняется, что традиция кокэси именно как девичьей куклы закрепилась и осталась до наших дней. А участие куколок-кокэси в различных фольклорных историях – «страшилках»-кайданах и японских фильмах ужасов – только подчёркивает, что с куколками кокэси, и уж тем более с девочками в японской истории далеко не всё было так уж радостно и волшебно.

* * *

Но, как говорится в любом языке, – «сколь веревочка ни вейся…»

Верёвочка безнадёжной женской доли в Японии «начала заканчиваться» с падением сёгуната.

Военно-феодальная машина, пять веков подряд заправлявшая страной, наглухо закрытой от внешнего мира, рухнула в 1868 г. – с так называемой «бескровной» революцией Мэйдзи.

Хотя, конечно, совсем уж «бескровной» её назвать было нельзя. Примерно два года императорские войска воевали против остатков армии сёгунов, вытесняя их всё дальше на север и добивая по окраинам страны разрозненные мятежи. Но в итоге сёгунат пал, императора вернули на трон – и заставили на новой, демократической конституции поклясться, что он будет следить за страной «только во благо нации».

В результате реформ Мэйдзи, уже к концу XIX в. Япония разительно преобразилась. Освободившись от заплесневелых самурайских пут и открыв границы, японцы начали перекраивать страну экономически, юридически, технологически. В этих условиях, естественно, наконец-то подняла голову и женская эмансипация.

Но если новым законам их учила Англия, новым технологиям – Германия, то в создании «нового японского имиджа» огромную помощь оказали законодатели мировой моды – французы и «борцы за женские права» – американцы.

Хотя первый прорыв в этом направлении был сделан ещё за год до революции Мэйдзи. В 1867 г., когда японцы вдруг задумываться над замечательным вопросом: «А что, помимо экзотических товаров, мы можем предложить миру?» – младший брат великого сёгуна Токугавы, наследный принц Акитакэ́, был послан на всемирную выставку в Париж. Да не один – а в сопровождении трёх столичных гейш высшего ранга, которые своей экзотичностью, красотой и манерами очаровали европейскую публику до глубины души. Об