Такова жизнь. Сегодня ты на коне, а завтра под конем.

Я, хихикнув, и поймав изумленный взгляд водителя, выхожу из такси, шагнув прямо в глубокую лужу. Кроссовок весело булькает и нога тут же становится мокрой по щиколотку.

— Блин! — вырывается у меня, — вы остановить подальше не могли?!

— Сами сказали — у подъезда, — доносится из такси, — я у подъезда.

Идиот. Реально ведь в луже затормозил!

Я в отместку с силой хлопаю дверью, и тут же с шорохом опускается окно.

— Я те щас по лицу хлопну, коза! Принцесса, мать ее…

Такси внезапно резко газует, и мне в лицо летят брызги грязной воды. Я ошарашено захлебываюсь, отплевываюсь от песка во рту, стряхиваю пальцами воду с лица и смотрю вслед желтой машине. Нет, вот тварь!!!

Куртка и джинсы покрываются темными коричневыми разводами, пока вода из лужи впитывается в ткань, расплываясь мерзкими пятнами. Мне хочется поднять голову и тоскливо завыть. День может быть еще хуже? Меня проклял кто-то? Так и знала, что нефиг было вчера с Элиасом шляться и ловить десятки взглядов от девушек. Ставлю все, что это именно их зависть. Эй, девочки, мне это сокровище кобелиное даром не нужно! Уберите вашу порчу, блин!

— Настюш, солнышко, что с тобой?

Ааааргх!

Я медленно поворачиваюсь с лицом «ща убью». Позади сочувствующе улыбаясь стоит Родион.

Да, день может быть еще хуже. Определенно.

— Чего тебе?

— Ты упала?

— Родион, конкретнее давай, — чего надо? — спокойно произношу я, понимая, что когда он такой заботливый — ему что-то нужно от меня, или начался новый виток идиотизма под названием «вернуть удобную жену, вдруг оттаяла», — меня такси обрызгало.

— Дочь хочу увидеть, Настя, — усмехается неприятно он, — выведи ее погулять.

Чума просто.

— Родион, Соня не собачка. Поднимись и пообщайся с ней.

Он морщится. Я знаю, почему — бывший муженек в курсе, что дома моя мама. Он ее опасается, и ведет себя смело только под градусом, как вчера.

— Погода вроде неплохая, — находит он отмазку, — тебе чё, не могу понять, жалко? Я отец и хочу выбирать сам, как и где общаться с дочерью.

— Слушай, отец, — фыркаю я, не удержавшись, — если уж вспоминаешь о родительских правах — вспомни и об обязанностях. Можешь начать платить алименты. Мне проще станет.

Он цыкает, закатив глаза.

— Нефиг было от меня уходить, Настя. Было бы проще.

О, Боже. Я разворачиваюсь и иду к подъезду, решив закончить этот разговор. Не хочу нового витка ругани, не хочу объяснять, что легче мне б не было с мужем, который шляется по бабам и лежит пузом кверху на диване.

— Слыш, Настя, — доносится мне в спину ехидный голос, — не хочешь по-хорошему, тогда будем по-плохому. Я нанял адвоката и буду судиться с тобой за ребенка.

У меня глаза лезут на лоб и я едва не спотыкаюсь об одну из ступенек.

— Чего-о? — вырывается у меня, и я поворачиваю в сторону Родиона голову. Он стоит, засунув руки в карманы и самодовольно улыбается, — ты нормальный вообще? Ни один суд не отберет у меня ребенка. Она маленькая, и я ее мать. Ты придурок?

— Не-е, Насть. Будем воспитывать Соню пополам. Полгода я, полгода ты, — он скалит неровные зубы, — я все продумал. Ты еще приползешь ко мне на коленях.

И он уходит, оставив меня пораженно ловить воздух ртом, пока я пытаюсь что-нибудь выдавить из себя.

Мне кажется, что его слова породили в моей груди горячего и ядовитого дикобраза. Потому что мерзкий и колючий страх растекается по моим венам, а сердце готово выпрыгнуть, чтобы сбежать от этого ужасного чувства.

Я набираю код на домофоне трясущимися пальцами, и цифры перед глазами расплываются. Залетаю в подъезд, иду к лифту и на автомате нажимаю в нем кнопку этажа.

Нет, это бред какой-то. Он же не может так поступить? Наверное, он хотел меня запугать. У него это удалось, потому что меня просто трясет. У меня нет денег на адвокатов! Какого черта вообще происходит?! Я не могу отдать Соню ему ни на день, потому что она просто к нему не привыкла!!! Ему плевать на ребенка!!!

Телефон в кармане начинает звонить и я достаю его, едва не выронив на пол. На экране незнакомый номер.

Почему-то от этого меня трясет еще больше, будто бы мне уже звонят из суда, чтобы сказать безэмоционально «собирайте ребенка, он едет к отцу на полгода».

Я принимаю вызов, чувствуя, будто сердце падает куда-то вниз.

— Да?…

— Ммм, слушай, Никольская, — врывается в уши приятный голос кобеля Элиаса, и я резко выдыхаю. Меня отпускает, и внезапно слезы льются рекой из глаз. — я хотел…

— В задницу иди, Элиас, — всхлипываю я, даже не заботясь, что он там подумает о моих рыданиях в трубку, и сбрасываю вызов.

Пусть тешит свое самолюбие и думает, что я плачу из-за него. Откуда он вообще мой номер взял?!

Я недоуменно смотрю на смартфон.

Все заготовленные фразы выветриваются из головы подчистую. Меня обычно раздражают женские слезы. Особенно, когда они льются по какому-то абсолютно идиотскому поводу, вроде “эта стерва пришла в таких же туфлях, как у меня, прикинь?”. Наверное, я уже разучился думать о том, что женщины могут плакать по другим причинам, но что-то мне подсказывает, что у Никольской иного масштаба проблемы, чем похожие туфли у заклятой подружки.

«Элиас» — спокойно замечает мозг, — «тебя в задницу послали. Зачем тебе думать о ее проблемах?».

Сижу и барабаню растерянно пальцами по рулю. Те самые четверо парней гоповатого вида по-прежнему молча сверлят мою машину взглядом. Они живые вообще? Или голограмма? О чем я думаю?

Черт, а если у нее там что-то случилось?

«Остановись» — устало советует мне разум, но я уже снова набираю номер брата.

— Да мать твою, Элиас, — рычит Эрик после двадцатого гудка, — че тебе еще, а?!

— Дай мне Лену, пожалуйста.

— Ты совсем опух? — интересуется он, я слышу отдаленный мат, и потом голос его жены в трубке. Звучит он вроде приветливо, но за этой приветливостью проскальзывает «да ты задрал», — да-а, Элиас?…

— Дай мне, пожалуйста, адрес Анастасии.

— Пфф, — вырывается у Лены, — ты издеваешься?

Нет, я просто очень настойчивый и всегда иду к цели напролом.

— Ну, нет, — произношу я, — мне серьезно надо.

— Я не была у нее в гостях. Мы всегда встречались где-нибудь в городе.

Бах. В этот раз передо мной будто вырастает каменная стена, в которую я с разбега и впечатываюсь.

— Ммм… — задумчиво тяну я, — а кто знает? Дай номера.