что не уберегла Рому, на болезнь – за то, что та выбрала именно его. А Володя… Володя просто стал тем, на кого ты излила от бессилия свой гнев. И он это знал. Был уверен, что вы помиритесь. Он же частенько приезжал ко мне, чтобы узнать новости про тебя и про Рому.

– Он был очень добрым, – Аля безуспешно пыталась вытереть слезы.

– Конечно, милая. И лучшее, что ты сейчас можешь сделать, – это перестать заниматься самокопанием и уничтожать себя. Володе этого бы не хотелось.

– Я еще Роме не сказала… – Аля сделала большой глоток отвара, чувствуя, как постепенно внутреннее напряжение отступает и ее мысли замедляют бег, сердце переходит с бешеного ритма на спокойный и ровный, тревога отпускает. Все-таки поездка к маме была ее лучшим решением за последнюю пару дней.

– Милая, а по поводу Ромы… Неужели нет никакой надежды? – с грустью спросила Анна. – Ты не представляешь, как мне жаль, что я ничем не могу помочь.

– Вообще можешь, – шмыгнула носом Аля, делая глоток и чувствуя, как пружина внутри расслабляется и становится возможно дышать. – У Ромы закончились те травы, что ты давала, могут снова начаться боли по ночам.

– Я дам новые, – с готовностью кивнула Анна, – сделаю чуть сильнее, чтобы сон наладить.

– И еще, – запнулась Аля, но тут же вспомнила, что юлить перед матерью нет никакого смысла. – Я хочу продать квартиру, чтобы повезти его в Германию или в Швейцарию, доктор сейчас нам ищет клинику. Мы можем временно пожить на твоей даче?

– Да, конечно, милая, – кивнула Анна, – конечно, можешь. Сколько денег вам нужно?

– Нет, мам, пожалуйста, – запротестовала Аля, – я не буду брать у тебя деньги.

– Вот уж глупости, конечно, будешь, – решительно прервала ее Анна, оставляя правую ногу дочери в покое и принимаясь за левую. А Аля вдруг почувствовала, как у нее начинают слипаться веки.

– Я не знаю, – сникла Аля. – Врач обещал узнать стоимость лечения.

– Как только узнает, скажешь мне, – спокойным и ровным тоном приказала мать.

– Нет, мам, – Аля попробовала покачать головой, в глубине души понимая, что эту битву она уже проиграла.

– Да, – Анна забрала чашку с отваром из рук дочери, отставила в сторону, взяла ее за руки, заглянула в глаза и заговорила гипнотическим голосом:

– Алечка, милая, я ведь не для тебя и Ромы это делаю. Я делаю это для себя. Ты знаешь, как я не люблю, когда что-то нарушает размеренный поток моей жизни. Ты и вправду считаешь, что я смогу быть счастлива и спокойна, зная, что моя дочь страдает?

От рук матери по телу разлилось тепло, голова стала тяжелой. Але показалось, что ее уносит куда-то мягкими волнами. Ей показалось, что мать сквозь сон что-то говорит о людях, которые знают, как делать нужные снадобья, но она отключилась прежде, чем сумела ответить.

* * *

Маленькая девочка танцевала в лучах солнца. Она была похожа на сказочную фею из доброго фильма. Теплые, свежие и струящиеся потоки утреннего света, в которых толкались мириады пылинок, создавали легкую дымку, отчего фигура девочки казалась еще тоньше и призрачнее.

Девочка танцевала. Она не обращала внимания на нервно гудящие машины, время от времени рвущиеся через лес. Ей не мешал гул теплоходов, бороздивших океан где-то неподалеку. И даже рев самолетов не мог заглушить звонкий мотив, звучащий у нее в голове. Девочка отбивала такт неслышимой мелодии и улыбалась.

Она была настолько хороша, что суровый бородач, мстящий за предков и религию, остановился на несколько мгновений и залюбовался ею. Пара конгрессменов в галстуках, решающих судьбы человечества, прервала переговоры, чтобы посмотреть на сказочный танец. А маленький мальчик Рома, умирающий на руках у матери, задержал последнее дыхание, чтобы полюбоваться девочкой, лучами и мириадами пылинок. В последний раз.

Внезапный грохот разорвал мирный гул леса. Мелодия в голове у девочки оборвалась и уступила место крикам, полным боли и страдания. Кто-то умирал, подорвавшись на бомбе, заложенной бородачом. Умирал за неведомые ей ценности. Девочка остановилась и нахмурилась. Ей не нравилось, когда кто-то грубо вторгался в ее танец. Она могла простить лишь небольшие вмешательства, не нарушающие ритма и такта. Девочка взмахнула рукой, и бородач, безоговорочный лидер миллионов людей, обитающих где-то по соседству, растворился в воздухе, разорванный на мелкие кусочки. Он случайно наступил на мину, которую конгрессмены-миротворцы продали его же соратникам. Мины не должно было быть в лесу, как ничего не должно было нарушать танец девочки.

Конгрессмены ей тоже не понравились, да и гул самолетов внезапно показался слишком назойливым. Легким движением руки девочка перенесла важную парочку в один из них. Щелкнув пальцами, она отправила самолет в океан, который слишком загромоздили теплоходы, заодно избавившись от нескольких из них.

Девочка прислушалась, склонив головку набок. И улыбнулась. Океан снова мирно перекатывал волны, поглотив тех, кто еще несколько минут назад решал судьбы человечества. Смешно. Разве они действительно могут что-то решать?

Робкая мелодия снова ворвалась в ее мысли. Но она уже не была такой звонкой и плавной. Ей не хватало одной-единственной ноты, легкого дыхания. Девочка улыбнулась и легонько дунула, отправляя невесомый поцелуй маленькому мальчику Роме. Тот вдруг открыл глаза и сел на кровати. Он не понимал, почему так удивленно смотрят на него врачи и почему мать безостановочно рыдает и целует его. Ему снился такой чудесный сон, а какая-то глупая танцующая девочка разбудила его легким дуновением. И Аля вдруг осознала, что маленькая танцующая девочка – это она сама.

* * *

С легким вскриком она проснулась и обнаружила себя в мягком зеленом кресле, укрытой пледом, пахнущим какими-то травами. Лаванда и еще что-то. Кажется, мама называла такие пледы антистрессовыми одеялами. Впервые за долгое время Аля почувствовала себя свежей и отдохнувшей. Медленно приходя в себя, автоматическим движением она достала телефон из заднего кармана и ужаснулась количеству пропущенных звонков. Все от дяди Паши.

Она резко вскочила и чуть не упала, запутавшись в пледе.

– Алечка, нет на этом свете ничего такого, кроме жизни твоей и твоих близких, что не могло бы подождать пять секунд. Не торопись. – Аля даже не заметила, что мать находится в комнате, сидит за своим столом, погруженная в какие-то книги. Компьютера у нее не было. Мать считала, что новомодная техника нас медленно убивает. Всеми ее счетами, отчетами и прочими документами занимался Василий Петрович, бухгалтер на пенсии, который работал из своего собственного офиса, появляясь в материнском кабинете, чтобы подписать нужные бумаги. Неожиданно Аля заметила в кабинете мужчину лет сорока пяти. Высокий, стройный, богемного вида. Длинноватые вьющиеся волосы с