мне сказать. Не слишком я за них держалась, “Одиссея” прекрасно обошлась бы без них. Я всем сердцем надеялась, что после этой ночи мы сможем наконец-то все обсудить, то есть скорее надеялась, что он сам заговорит. Я-то постоянно обращалась к нему, ждала, что мы вернемся друг к другу, что он себя в чем-то найдет. Я часто предлагала ему изменить то, что ему не нравится. Ничто не заставляло нас продолжать работать вместе. Если честно, к этому нас не принуждало ничто и никогда.

Вскоре я убедилась, что обсуждение надолго откладывается: было уже больше одиннадцати, а Иван все не возвращался. Я прекрасно представляла себе картину. Он уже много недель не занимался закупками и теперь наверняка надолго завис у фермеров и рыбаков: болтает с ними, хлопает их по спине, демонстрируя свою харизматичную и жизнерадостную сторону. Сейчас он точно выпивает с ними, а содержимое его багажника терпеливо дожидается знакомства с нашими холодильниками. Вместо того чтобы накрывать столы, я взяла грифельную доску, написала на ней “Обед не подается” и поставила на видное место на террасе. Такое я проделывала не в первый раз. Этот должен был стать последним. Ивану надоело заниматься обедами, и я вовсе не собиралась что-либо ему навязывать.

Время шло, а он все не объявлялся. Мои надежды таяли по мере того, как утекали минуты. Перед тем как отправиться в школу за детьми, я несколько раз ему звонила, просто чтобы уточнить, где он. Сразу включался автоответчик. Я была слишком раздражена и потому предпочла не оставлять сообщений и сосредоточиться на том, чтобы встретить детей с веселым лицом, что было нелегко.

Они с трудом скрыли разочарование, увидев меня у ворот.

– Папы нет? – спросил Улисс звенящим от возмущения голосом.

– Он занят закупками для ресторана, у него слишком много работы, – отреагировала его сестра.

Лу всегда защищала отца, что бы тот ни говорил и ни делал. В противоположность Улиссу она получала от папы тепло. “Она так на тебя похожа”, – повторял он.

– Я не знаю, где он, дорогая, – честно ответила я, но при этом избегала ее взгляда, как и взгляда Улисса.

По дороге к “Одиссее” мы не сказали друг другу ни слова. Это была тяжелая тишина, из тех, что давят, парализуют и губят. Детям она дается особенно трудно. Они цеплялись за меня своими маленькими ручками, словно просили защиты. Оба они ждали от меня ответов: Улисс – на свой гнев, Лу – на свою тревогу. Но я была бессильна. Бесполезна. Не находила доводов, способных их успокоить. Не могла помочь своим детям в отсутствие их отца.

Когда мы пришли в бар, я усадила их за столик, накормила полдником, а сама спряталась на кухне, чтобы еще раз попробовать связаться с Иваном. И опять попала на автоответчик.

– Иван, это я. Ты где? Я беспокоюсь… Перезвони мне. Я тебя люблю.

Раздражение постепенно сменялось страхом. Ситуация была ненормальная; Иван что-то от меня скрывал. Он уже такое проделывал, обещал прийти поработать в “Одиссею” и заставлял меня безуспешно ждать его часами. Но он почти всегда отвечал на мои звонки, всегда находил оправдания, которые я по большей части отвергала, но он, по крайней мере, отвечал и пытался выгородить себя. Долгое молчание не было на него похоже. Я не осмеливалась допустить, что с ним что-то стряслось. Автомобильная авария. Скверно закончившаяся ссора. Но нет, нечто подобное могло произойти ночью, когда он зависал в мутных барах. Однако последнюю ночь он провел со мной и впервые занялся со мной любовью после того, как много месяцев подряд избегал контактов и с моим телом, и с моим сердцем. Если я стану воображать худшие сценарии, несчастье свалится на нас. Я должна выкинуть свои страхи из головы. Нужно пробудить погасший энтузиазм и улыбку и продолжать ждать. Вот только что мне объяснить детям?

– Дорогие детки! – услышала я через дверь кухни мамин голос.

Моя утренняя неискренняя улыбка, как и следовало ожидать, насторожила ее. С ней был и отец, который спрашивал, где я и где Иван. Мило, любимый мой Мило вернулся домой, и его младенческий смех долетал до меня. Еще немного, и он начнет озираться в поисках Ивана. Как только Мило появился на свет, мне всегда казалось, что он постоянно зовет отца, но его призывы оставались без ответа, даже когда Иван находился в одной с ним комнате. В голове проносились мысли одна страшнее другой, и я едва подавила рыдание. Как бы я ни старалась проявить свои актерские таланты, обмануть родителей не получится. Они засыплют меня вопросами и не отстанут, пока я не заговорю. Прежде чем покинуть свое убежище, я еще раз позвонила Ивану. Глухо. Даже гудков нет. Иван был недоступен. Неужели он вообще не подумал обо мне? Неужели ему не пришло в голову, что я буду волноваться?

– Эрин? Что ты там делаешь? – спросил отец. – Тебя клиенты ждут! А где Иван? Пусть он ими займется!

– Не знаю, папа, я не знаю…

Это вырвалось само собой. Нужно было произнести эти слова, чтобы все стало явью, а я наконец-то начала реагировать.

– Ты о чем?

– Он не отвечает, я понятия не имею, где он… Сегодня утром он уехал на закупки и не явился к обеду, и я ничего не знаю… Я звоню ему, но попадаю на автоответчик.

Его лицо потемнело от беспокойства. Иван уже давно утратил доверие моих родителей, и отвратительный спектакль, который он устроил несколько дней назад на дне рождения Мило, положения отнюдь не исправил. Я прилагала все усилия, чтобы защитить его, скрыть его ошибки, но отец был слишком проницательным. Десять лет, прожитых бок о бок с нами, он наблюдал за достижениями Ивана. И за его проколами. Его многочисленными проколами.

– Он точно поехал за продуктами?

– Да… нет…

– Где припаркована ваша машина?

– На Ба-Саблон, как всегда.

– Я проверю.

Меня он с собой не взял, поцеловал меня в голову и пошел к выходу.

– Не надо пугать детей, твоя мать займется ими, а ты оставайся здесь, обслуживай гостей, веди себя как ни в чем не бывало, даже если это тяжело. Улисс уже спрашивал меня, не видел ли я сегодня его отца.

Он возвратился десять минут спустя с мрачным лицом и что-то шепнул на ухо маме. Я снова позвонила Ивану, спрятавшись в кухне. Я сто раз пыталась с ним связаться. И опять никаких гудков. Та же пустота на линии. Тот же голос робота, повторяющий номер вызываемого. Иван