– Тебе давно пора спать, – произнес строгий голос.

По нему я легко догадалась, что это Хелен.

– Я читала, – ответила Максин.

Не будь мне так страшно, я бы рассмеялась. По сути-то она говорила правду!

– Мне послышались голоса, – объяснила Хелен спокойным, властным тоном. – Видишь ли, сейчас я совершаю обход.

Максин вздохнула.

– Что ж, они шли не отсюда. Можете зайти проверить.

Я затаила дыхание, чтобы Хелен меня не услышала. После недолгой паузы она произнесла:

– Нет-нет, в этом нет необходимости. Но ты ложись спать, хорошо? Уже очень поздно.

– Да, мэм, – ответила Максин и затворила дверь со щелчком.

Мы все одновременно вздохнули с облечением.

Шаги Хелен стихли вдали, и я выползла из-под кровати, а Лена опасливо выглянула из шкафа.

Пожалуй, на сегодня приключений мне хватило.

– Возвращайтесь к себе, – посоветовала Максин. – Думаю, сейчас проскользнете незамеченными. Она обойдет восточное крыло второго этажа, а потом вернется к лестнице. Так что давайте быстрее. Потом все обсудим, обещаю.

Меня необъяснимо тянуло к загадочной, волшебной, пугающей книге, которая словно хотела, чтобы ее нашли. Может, судьба – это не выдумки? Может, все предначертано для нас Вселенной? Мы же учимся в академии для ведьм. Знаем, что невозможное возможно.

– Отдай книгу мне, – попросила я, отчаянно желая впитать в себя каждое слово с выцветших страниц.

Максин хлопнула меня по руке.

– Нет, ты ведь живешь не одна. Вдруг ее найдут?

Как ни обидно это признавать, она была права.

– Скоро соберемся снова. Честное слово, – добавила Максин.

Лена сощурилась. Я подозревала, о чем она думала. Почему Максин решает за нас, что нам делать и как поступать? Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и Лена развернулась к двери. Я последовала за ней по лестнице наверх.

У входа в нашу комнату я остановилась. В коридоре было тихо и пусто.

– Ты сегодня пошла за мной.

Лена пожала плечами.

– Думала – мало ли, что-то плохое случилось.

– Спасибо, – сказала я.

– Ерунда.

– Нет, для меня – не ерунда.

Я ворочалась всю ночь, одержимая видением брата в зеркальном отражении.

Больше всего меня тревожила одна строчка из книги: «Не подействует, если с момента упокоения прошло слишком много времени». Уильям умер сто двадцать шесть дней назад. Это считается за «слишком много» или еще нет? Где проходит граница? В любом случае время терять нельзя, если я и впрямь хочу применить заклинание воскрешения.

Возможно, я все же ненадолго задремала, но на рассвете перекатилась на другой бок и едва не ахнула.

Теперь мне точно стало не до сна.

Прямо у моей головы на подушке лежал аккуратно сложенный листочек бумаги. Я развернула его дрожащими пальцами.

Занавески мерцали в слабом фиолетовом свете – предвестнике восхода.

«Сегодня мы разминулись. Он заслуживает отмщения».

У меня ушла вся сила воли на то, чтобы не закричать.

Я сунула записку под матрас, стараясь не думать о том, как таинственный силуэт того, кто ее оставил, нависает над моей кроватью, пока в комнате все дремлет.

Вскоре из окон полился сладко-розовый свет утра, и мои соседки начали подниматься. Для меня весь мир словно изменился, отвечая минорному биению сердца.

Я протерла глаза. Лена предложила меня подождать, чтобы вместе пойти на завтрак.

– Нет, спасибо. Скоро спущусь.

Комната опустела, и я написала на обороте вчерашней записки: «Я не намерена играть в игры. Лучше скажи что-нибудь существенное».

Мне оставалось лишь надеяться, что ночной гость вернется подложить очередное послание и увидит мое. Хотя, возможно, я поступала еще более глупо, чем накануне.

Бессонная ночь давала о себе знать. От изнеможения кружилась голова. Я нехотя переоделась в школьную форму, но пуговицу на груди, скреплявшую накидку в форме креста, застегнула только с третьего раза. Заплела небрежную косу, перебросила ее через плечо и обвязала черной бархатной лентой. Мой вполне себе ведьминский образ дополняли фиолетовые круги под глазами.

Пожалуй, если поспешить, еще можно урвать печенье в столовой перед занятием по практическому применению.

У самой лестницы я остановилась смахнуть волос, выбившийся из косы и упавший на глаза, и вдруг обратила внимание на фотографию на стене. Маленькую, в цветах сепии, но довольно хорошо сохранившуюся благодаря слабому освещению в коридоре.

Я застыла на месте.

Нервно сглотнула.

Поморгала.

Я пыталась осознать, что вижу. В компании веселых девчонок, запечатленных на фотографии, одним уголком губ улыбалась… Я сама.

Однако это было невозможно, потому что снимок сделали лет тридцать назад, не меньше.

Восемь учениц «Колдостана» в черных приталенных платьях и точно таких же накидках, какие носили мы сейчас, смотрели прямо в камеру. Волосы у них были завиты и красиво уложены. «Я» стояла по центру. Те же темные волосы, ровные прямые брови, крупный нос, пухлые губы. Правда, у меня не бывало такого выражения лица. Наверное, я даже не сумела бы его изобразить. Оно словно скрывало в себе кошмарный, но в то же время прекрасный секрет. Так способны выглядеть лишь девушки, твердо уверенные в себе.

Медная табличка под фотографией гласила: «Академия Колдостан, 1882 год».

Я отшатнулась. Сердце стучало, будто маленький барабан. Мама! На снимке моя мама. В 1882 году ей было восемнадцать. Всего на год больше, чем мне сейчас. Помню, мама с грустью упоминала, что я выглядела в точности как она в молодости, но фотографий никогда не показывала.

Я сбежала вниз по лестнице так быстро, как только могла. Накидка развевалась за спиной подобно крыльям летучей мыши, а косичка расплеталась на ходу.

Я ворвалась в кабинет миссис Выкоцки, тяжело дыша. Она сидела в своем вольтеровском кресле, держа спину так прямо, будто в нее вставили доску, и листала книгу в кожаной обложке. И произнесла, даже не поднимая головы:

– Полагаю, вы нашли свою мать?

Я оперлась ладонями о колени и судорожно втянула ртом воздух. Очевидно, миссис Выкоцки ждала этого момента. Я почувствовала себя обманутой.

– Она здесь училась? – прохрипела я, пытаясь отдышаться после бега по лестнице.

– Да, – ответила миссис Выкоцки, наконец удостоив меня взглядом. – Наверное, вам лучше присесть.