— …Мы и кредит взяли, — рассказывала Люда, шмыгая покрасневшим на холоде носом. — Не маленький. Хотели нашу пристройку в Треугольном переулке[21] утеплить…

Моряки Одессы еще со времен порто-франко[22] считались самыми зажиточными среди простых людей города. Попал в море — значит, повезло. Там и заграничные рейсы и зарплата хорошая. Зная о платежеспособности моряков, им даже «малые кредиты» в местных банках выдают совсем немалые.

Казавшаяся сильной Людмила вдруг расплакалась, и Лавров по-мужски обнял ее за плечи, успокаивая. Сам же он постоянно смотрел из стороны в сторону, не упуская ни единой детали. Со спины Виктор и Людмила были прикрыты старинной постройкой административного здания, слева от них строился гостиничный комплекс, а справа был выход все на тот же пляж. Пока журналиста не смущало ничего. Слежки, похоже, действительно не было. Женщина ошибалась — у страха глаза велики.

«Брат Нептуна» на берегу, совсем неподалеку, продолжал удивлять своей удалью молодецкой. Вот он подхватил осколок ракушечника величиной со школьный портфель и принялся легко и непринужденно поднимать его от груди вверх, при этом правильно дыша: вдох-выдох, вдох-выдох.

— Я с ним говорила! Уже после того, как их взяли в плен, — взволнованно продолжала Людмила о своем сыне. — Я же слышу, что у него голос совсем не такой, как всегда. Я ему: Васенька, сынок, что у тебя болит? А он мне — мама, все хорошо, успокойся… Но я-то знаю, что нехорошо. Я это чувствую! Понимаете?.. Эти сволочи их в порт не пускают! У ребят пресной воды на неделю осталось!..

В голосе женщины опять появились нотки истерики, но Виктор умело увел разговор в другое русло.

— …Людмила, а куда вы обращались по этому поводу?

— Ой, да куда мы только не обращались…

Виктор слушал эту горькую правду о том, как всю осень и половину зимы Людмила Богомол и родственники других моряков «Карины» обивали пороги инстанций — Министерства обороны, Верховной Рады, Министерства иностранных дел, — и понимал, что бюрократия может съесть кого угодно. Обычно чиновники, ответственные за что-либо, на самом деле самые безответственные. Люди из народа для них — «любі друзі», любое жесткое требование — «це провокація», любой документ — в ящик стола, «нехай набереться Державної ваги». Как это все знакомо…

— Нам врут. Слезу пускают, — продолжала мать моряка. — Говорят, что пытаются приложить все усилия. Но я же не дура! Вижу, что брешут… Как в кабинетах, так и по телевизору… Ой, извините.

Людмила спохватилась. Виктор ведь был представителем телевидения, и одесситка поняла, что сказала лишнее.

— Не за что извиняться. Вы во всем бесконечно правы, — угрюмо ответил журналист. — Ну, раз кто-то брешет, то исправлять — мне. Я возьмусь за это дело. Проведу расследование… в общем, сделаю, что смогу.

— Ой, спасибо… — женщина положила руку на сердце.

— Не нужно благодарить, — спокойно перебил Виктор. — Пока не за что… Только одна просьба. Вы просто ходили погулять, подышать свежим воздухом, и вообще я вам приснился. Понятно?

— Понятно, — улыбнулась Людмила, но это была улыбка сквозь слезы.

Их отвлек шумный всплеск воды. За спиной у Людмилы «бешеный» старик-спортсмен рыбкой прыгнул в воду с каменной плиты берега.

— Ну, вы только посмотрите! — радостно прокомментировал Виктор. — Видать, с протромбином все в норме.

Старик мощным баттерфляем отплывал от берега, где остались лежать его спортивный костюм, куртка и кроссовки.

— К русалкам поплыл. Ихтиандр, — романтично добавил журналист.

Сам того не ведая, Лавров поднял Людмиле настроение. Она очень надеялась на помощь знаменитого журналиста. С таким мужчиной кому-то как за каменной стеной. Знала бы она, как тяжело ему дается эта каменная стена…

Лавров принялся вспоминать, что он слышал о захвате «Карины». Об этом в СМИ говорили не часто, но очень эмоционально, как и следует подавать такие новости. Но одно дело — слышать, другое — видеть и знать. Тем более что настоящая журналистика — это не просто аналитика, но и чертовски тяжелый труд в пути и на месте происшествия. Об этом мало кто знает, но, положа руку на сердце… некоторые журналисты позволяли себе и позволяют до сих пор писать материалы, не выходя из офиса, основываясь на материалах предыдущих лет и базы Интернета. Лавров был не из таких. А тем более, когда он пообщался непосредственно с матерью матроса с захваченного украинского судна.

Проходя по дорожке мимо памятника «Неизвестному матросу», Виктор подумал: «Мертвых у нас помнят… А как быть с живыми? Или обязательно нужно умереть, чтобы вспомнили?» Еще он размышлял о том, как трудно ему будет в Киеве. Он твердо решил расследовать дело о сухогрузе «Карина». А уж если Лавров что-то решал, то уже ничто не могло его остановить…

Тяжелое лезвие колуна на крепком длинном топорище застыло в воздухе, словно хищник, выбирающий цель. Мгновение, и топор резко опустился вниз, разрубая широкое березовое полено на две равные части. Замах, и следующий удар трехкилограммового орудия расколол очередное полено до самого основания, стукнувшись о твердую буковую колоду. Уже полчаса человек, коловший дрова с завидной выносливостью, «клал» одно полено за другим. Не каждый взрослый мужчина способен помахать колуном хотя бы полчаса, а уж тем более, когда у него… одна рука.

Полковник спецслужбы в отставке Короленко продолжал колоть дрова на хорошо утоптанном снегу у своей маленькой русской парильни. Пустой левый рукав его толстовки был аккуратно заправлен внутрь и не мешал работе. «Особист» потерял руку в мирное время, сопровождая секретный груз из аэропорта в хранилище службы безопасности. Обидно уходить на пенсию, когда тебе нет и пятидесяти. Уже третий год Короленко рубил дрова, плавал в бассейне, стрелял, учился писать неудобной ему правой рукой… Он еще пошумит, он еще докажет, что зря его скинули со счетов, докажет… по крайней мере себе.

Эта борьба человека с самим собой продолжалась до тех пор, пока к воротам дома на Софиевской Борщаговке не подкатил на своем «мерседесе» Виктор Лавров. Короленко прислонил колун к колоде и вошел в дом. Через полминуты консольные откатные ворота одного из двух гаражей в начале двора открылись и «гелик» журналиста свободно въехал в просторное помещение.

— Здорово, полковник! — улыбнулся Виктор, выходя через заднюю дверь гаража во двор. В руках у него была бутылка замечательного таврийского коньяка.

— Привет, Лавров! — хитро щурясь, еще не восстановив дыхание после тяжелой работы, ответил Короленко, протягивая журналисту свою единственную правую руку.