Отчитывать меня имеет право только тетенька. Вот и все.

Поэтому я с грохотом высыпала на свой стол учебники и свирепо воззрилась на алфавит хашасса, всей своей спиной показывая, что не настроена на дальнейший диалог.

С незнакомыми буквами поладить куда легче, чем с людьми, внезапно ставшими частью твоей жизни.

Думаю, у меня был очень свирепый вид: ни Бонни, ни Щиц со мной в этот день так и не заговорили больше. Нет, Щиц пришел, и правда очень встрепанный, но Бонни ему что-то сказала, и они исчезли из комнаты до самого вечера.

Ну и хорошо – никто не мешал мне заниматься!

И на следующий день Бонни со мной не разговаривала.

На завтрак ушла раньше меня, пнув перед выходом свой огромный котел. Тот откликнулся гулким, раскатистым звоном, будто и не котел вовсе, а колокол, и разбудил меня.

Я надевала свое форменное платье с немалым отвращением: к сожалению, никакой добрый волшебник не поколдовал над ним ночью, и никуда не делась ни лесная грязь, ни смола. Я бы надела сменное, но заталкивала я его в шкаф в спешке, и искать его не было времени. Благо на серой ткани пятна были не слишком видны.

Мне действительно стоило бы позаботиться об этом вчера, но я настолько привыкла полагаться на услужливых горничных или хотя бы мягкое напоминание подруги, что мне это и в голову не пришло.

Да еще и преследовало все время смутное ощущение, что в волосах остались ветки. Я вертелась у зеркала кучу времени, ничего не заметила, но от ощущения так и не избавилась.

И завтракала бы я в гордом одиночестве, если бы не Шиц.

Щиц смотрел на меня… нет, не укоризненно, если бы он поджимал губы, как Бонни вчера, или скрещивал бы на груди руки, или качал бы неодобрительно головой, я бы с удовольствием пересела.

Нет, чуть насмешливо. Как будто насквозь меня видит. И вообще умнее меня, опытнее и далее по списку, умиляется моей дурости, но по-доброму так.

И первым не заговаривал. А жаль. Я придумала целую тысячу остроумных ответов, но, увы, ни одного приличного начала для разговора, так что жевать свой хлеб приходилось в тяжелой, гнетущей тишине.

То есть не то чтобы в столовой было тихо, вовсе нет. Все смеялись, переговаривались, бурчали под нос, кто-то, кажется, ссорился… но за нашим столом никто не говорил ни слова. Звук тарелки с овсянкой, которую я молча подвинула Щицу, был бы самым громким за все утро, но…

Тут к нам подсели эти.

Вопреки распространенному мнению, девчонки редко ходят тройками. Если и ходят, то недолго. Потому что двое – это лучшие подруги, а третья рано или поздно оказывается немного… лишней. Три девчонки в одной группе – это очень шаткое, неустойчивое образование, которое в любой момент грозит взорваться громким скандалом или шумной ссорой, а то и тем и другим одновременно. И, как правило, в этой группе есть некий лидер, с которым-то и хотят дружить на самом деле.

Единственная девушка, которая не боится за свое место, потому что она-то и есть самая лучшая подруга.

Девушка-предводитель. Девушка-запевала.

В моем случае угадать, какая из девчонок тут третья лишняя, не составило особого труда: стол был рассчитан на четырех человек, и мы с Щицем занимали два стула. Худющая, как жердь, и высоченная, как каланча, блондинка так и осталась стоять этаким часовым за нашим столом противных переговоров. На плече у нее свернулась бородавчатая ящерка коричневого цвета.

Обычно фамильяров оставляли на улице, но мелких и спокойных брать разрешалось.

То, что переговоры будут именно противными, я легко определила по соответствующей роже «запевалы», которая плюхнулась на стул Бонни так, как будто имела на это право.

Я чуть поморщилась: давненько не участвовала в девичьих склоках.

Догадаться, что передо мной представительницы захудалой аристократии, было еще легче, чем понять, с кем именно мне придется сцепиться языками: есть у них на лице отпечаток этакого благородного страдания, оттенок тлена и угасания. Они недостаточно едят, редко бывают на балах, зато очень гордятся своим длинным именем, потому что на самом деле это все, что у них есть.

Купцы и аристократы… у нас есть деньги, у них – благородная кровь. Мы завидуем друг другу, а потому вечно грыземся, как кошки с собаками. Богатые аристократы другое дело: они не снисходят ни до кого из нас, пока им не понадобятся вдруг дополнительные деньги или связи. Я бы предпочла столкнуться с богатой аристократкой, а не с бедной. Богатая просто не села бы за мой столик и не унизилась до прямой конфронтации.

– Дезовски? – брякнула противная.

Если бы не деланое скучающее выражение на ее точеном личике, я бы даже назвала ее красавицей. Большие темно-синие, чуть раскосые глаза, губки бантиком, заколотые в сложную прическу иссиня-черные волосы, намекающие об иностранных кровях… Бабка? Пробабка?

Определенно доля шенской крови в ней была.

В академии полно брюнеток, но они все скорее темные русые или темные шатенки. Такой оттенок, как у моей собеседницы – редкость. Крылья Каркары – и те были недостаточно темными, чтобы сравнить их с этими волосами.

Зато жирную черную кошку, устроившуюся на плечах моей собеседницы своеобразным меховым воротником, как будто под цвет волос и подбирали.

Господи, красивая девушка из захудалого аристократического рода, вот этого мне только не хватало. И откуда бы ей знать мою фамилию? Неужели Бонни настолько обиделась?

В этот момент я вздрогнула, дала слабину. Думать, что Бонни могла настучать этим курицам…

Это было куда противнее намечающегося разговора.

Я глубоко вдохнула, недюжинным волевым усилием заставляя себя не паниковать раньше времени и мыслить логически.

Бонни ведь думает, что я какая-то другая Дезовски, не богачка. А к Дезовски-с-улицы такие цацы бы не подошли. Это выше их достоинства.

Это точно не Бонни.

Можно выдохнуть.

– А вы кто? – спросила я нахально.

Очень вовремя подоспел зевок. Я закрылась ладонью, но не очень рьяно.

А кто это у нас в любимых подружках? Вот она сидит. Рядом с Щицем. Щиц молодец, ведет себя правильно, уткнулся в овсянку так, будто на дне тарелки написана как минимум тайна всего сущего.

Вся какая-то рыхлая, рыжеватая, полноватая, нос топориком, губы тонкие… Даже фамильяра я что-то не вижу. Понятно, почему она любимая, а блондинка нет. Блондинка через пару лет округлится где надо и составит запевале отличную конкуренцию, а этой уже ничего не поможет. Ну, может, магия?

Если нет ни лица, ни личности, проблемы начинаются не только с личной жизнью, но и с жизнью вообще. Даже такая некрасивая женщина, как тетенька, цепляет людей – пусть и отталкивает их тут же со всей возможной холодностью.