– Я спрашивал, может, у вашей жены были разногласия с кем-то еще?

Двенадцать месяцев в году, семь дней в неделе. А вот что означает цифра девять? Он никак не мог сообразить.

– Маргарет со всеми ладила, – сообщил он. – Была в дружеских отношениях со всеми соседями. Даже слишком дружеских.

Полицейский прекратил писать и уставился на него.

– Слишком дружеских? – переспросил он.

Джон принялся выщипывать нитки из обивки на валике кресла. Как же это его достало! Полицейские – ну прямо как врачи. У них заранее заготовлено на все свое мнение, и они выколупывают из тебя слова, как изюминки из кекса, в подтверждение своей правоты.

– Я хотел сказать, она много помогала людям. Пыталась помочь им разобраться со своими проблемами.

Полицейский снова уставился в блокнот.

– Понимаю, – протянул он. – Добрососедские отношения.

Девять минут час берегут. Что ж, может, и подойдет, хотя противоречит фактам. Джон наблюдал за тем, как сотрудник полиции записывает его слова. И подивился тому, как можно в такую жару носить форму из толстого материала. Нет, определенно, управление должно снабдить их летней формой. А может, уже и снабдило. Может, это как раз и есть летняя форма, а зимняя пошита из еще более теплого материала.

– А почему вы не записываете мои показания на диктофон?

Полицейский вскинул руки, словно хотел тем самым что-то доказать.

– Вы же не под арестом, мистер Кризи. Я просто пришел задать вам несколько вопросов.

– Но на прошлой неделе я уже отвечал на все эти вопросы вашему коллеге. Констеблю полиции по фамилии Хэй. Номерной знак 7523. Так, семь дней в неделе, пятьдесят две недели в году, плюс Святая Троица.

Констебль полиции Грин перестал писать и уставился на Джона Кризи.

– Вы знакомы с констеблем Хэйем?

Полицейский молча кивнул, не сводя с него глаз.

– Тогда должны были бы знать, что я уже отвечал на все эти вопросы. В несколько другом порядке, разумеется, но я ответил на все, причем очень подробно и тщательно.

– Я ценю это, мистер Кризи. – Полицейскому, судя по всему, страшно не хотелось опускать глаза, но он все же сделал над собой усилие и перелистал несколько страничек в своем блокноте. – Недавно к нам поступил телефонный звонок, несколько телефонных звонков от… – тут он запнулся, – от «озабоченного» соседа, и сержант распорядился проверить все еще раз.

– От озабоченного соседа?

– Я не имею права называть вам его имя, мистер Кризи.

– Я вас об этом и не прошу, констебль Грин. Не хочу, чтобы вы нарушали правила.

В комнате было душно, не хватало воздуха. Джон чувствовал, как в груди его все сжалось, каждый вдох давался с трудом. Мышцы были напряжены до предела, не давали ему возможности вдохнуть полной грудью, а кончики пальцев стало покалывать. Он понимал, что происходит, но предотвратить это был просто не в силах.

– Вы говорили констеблю Хэйю, что у вашей жены не было семьи?

– Говорил.

Ему хотелось открыть окно, но он боялся повернуться к Грину спиной.

– Что вы жили в Тамворте после того, как поженились, а затем переехали в этот дом, когда ваша мать умерла?

– Все верно.

Он сомневался, что ноги выдержат его вес. Они казались ватными и какими-то чужеродными, точно кто-то отделил их от тела.

– С вами все в порядке, мистер Кризи? Вы сильно побледнели.

Он скрестил ноги, чтобы проверить, на месте они или нет.

– Просто очень жарко, – ответил он. – Воздуха не хватает.

– Позвольте мне открыть окно.

Полицейский поднялся и начал обходить мебель. Похоже, ему страшно мешала форма. Он двигался как-то неуверенно, робко и неуклюже, даже зацепил полой мундира стопку газет на подоконнике. Газеты посыпались на ковер. Интересно, подумал Джон, как эти полицейские умудряются преследовать преступников, раз они толком не способны даже поговорить с человеком в его гостиной?

Констебль полиции Грин снова уселся. На этот раз – еще ближе к краешку дивана, чем раньше.

– Так лучше? – спросил он.

Джон кивнул, хотя на самом деле никакой разницы не наблюдалось. Жара превратилась в какого-то вратаря. Ее задачей было ничего не пропустить в ворота, выстоять против всего остального мира. Запечатать всех в этом безвоздушном пространстве.

– Что-то еще, констебль Грин? – Он запустил пальцы в волосы, нащупал тонкую пленку пота на коже.

Полицейский перелистывал странички. Джон слышал, как он рассуждает о больницах, о том, что надо сохранять надежду и позитивный подход, о железнодорожных станциях и автобусных терминалах. О том, как у вполне взрослых и разумных людей порой возникает желание сменить обстановку, но затем они, как правило, возвращаются домой по своей собственной воле. И о жаре, он произнес множество слов о жаре. Джон слышал все эти уверения столько раз, что начал повторять их мысленно и сейчас, желая избавить собеседника и себя от лишних хлопот.

– Мистер Кризи?

Констебль полиции Грин снова смотрел на него. И мистер Кризи не отводил от него глаз в надежде понять, в чем состоял вопрос.

– Дом одиннадцать, мистер Кризи. Ваша жена когда-нибудь разговаривала с Уолтером Бишопом?

Джон Кризи слышал звук собственного дыхания. Интересно, слышал ли его полицейский. Джон попытался открыть рот, но стало только хуже. Жаркий воздух бился о небо, не давал словам выйти из гортани.

– Мистер Кризи?

– Сильно сомневаюсь, констебль Грин. – Джон слышал свой голос, но не понимал, как это ему удалось обрести его. – А почему вы спрашиваете?

– Да потому, что это единственный ваш сосед, кого нам до сих пор не удалось опросить. – Когда полицейский хмурился, белки его глаз скрывал прищур век. – Впрочем, беспокоиться тут не о чем, – добавил он. Но выглядел озабоченным.

– Она ушла без туфель. Вам это известно, констебль Грин?

Полицейский отрицательно помотал головой. И не переставал хмуриться.

– Это очень опасно – расхаживать по улицам в домашних тапочках. – Джон снова принялся за обивку кресла. Он слышал, как ноготь подцепляет нитки. – Очень опасно.

– Есть у вас кто-нибудь, кто мог бы побыть с вами, мистер Кризи? Ну, родственник или друг?

Джон Кризи покачал головой.

– Уверены?

– Конечно, констебль Грин. Ни в чем еще никогда не был так уверен.

Полицейский закрыл блокнот и поднялся с дивана. Опустил ручку в верхний кармашек мундира.

– Что ж, мы свяжется с вами, если что-то узнаем. А теперь я, пожалуй, пойду, ладно?

До входной двери было пятнадцать шагов. Много чего может случиться за эти пятнадцать шагов.