— Ты уже готова, — спокойно заметил Диккан, касаясь ее пальцем.

Грейс снова дернулась. Это было уже слишком.

— Прошу тебя, перестань…

Наверное, он ее не услышал. Его пальцы были уже внутри, проникая все глубже и глубже. Грейс чувствовала, что сдается, а ее тело говорит на собственном языке страсти. Вновь ее пронзила молния, охватил огненный смерч, водоворот, и снова она испугалась, но не смогла шевельнуться.

Ощущения, которые она испытывала, становились все сильнее. Она открыла глаза и увидела голову Диккана со взлохмаченными черными волосами, склоненную над ее огненно-рыжими завитками.

Прикосновения губ Диккана были пыткой, тело Грейс вспыхивало, горело, распадалось на части.

— Давай же, моя маленькая распутница, — бормотал он. — Кричи!

Он продолжал шептать ласковые слова, непристойности, грубо приказывать.

— Хватит играть, — произнес он, обдавая горячим дыханием ее ставшую чувствительной кожу. — У меня кончается терпение. Сейчас будет хорошо, и я знаю, что тебе уже не терпится.

И Грейс действительно не могла ждать. Это было самое унизительное. Она хотела, чтобы Диккан выполнил свое обещание. Хотела, чтобы это случилось как можно скорее. Грейс должна заставить свое тело повиноваться. Она только не знала как. Она тяжело дышала и чуть слышно хныкала, откидывая назад голову, словно что-то искала и не могла найти. То, в чем так отчаянно нуждалась. Молнии пронзали ее тело, скользили по ее ногам, рукам, груди. Ее закружило в водовороте, и она почти не слышала голос Диккана. Наконец страждущее тело Грейс застыло, словно готовясь к последней битве.

Внезапно она словно влетела в круг света. В круг звуков, цветов и музыки. Грейс слышала смех Диккана и знала, что он смеется над ее криком. Она кричала, потому что ее тело не могло вынести такой силы, такого напора. Она билась в его руках. Сердце стучало о ребра, глаза наполнились слезами удивления. И не успела Грейс прийти в себя, как Диккан оказался внутри ее. Она снова закричала.

Он замер. Борясь со жгучей болью, она увидела на лице Диккана выражение ужаса. Ей захотелось свернуться клубочком и исчезнуть. Он подался назад с таким видом, словно она предала его.

— Черт возьми! — закричал он. — Ты и в самом деле девственница!

Диккан чувствовал себя величайшим идиотом на свете. И к тому же насильником.

Он стоял, по-прежнему возбужденный, и смотрел на ничего не понимающую, обиженную Грейс, похожую сейчас на распутную девку. Он причинил ей боль. Откуда ему было знать, что она девственница? Женщина, которая покрасила волосы там, не могла быть невинной. Только не в этот цвет, цвет обольщения и греха. Его любимый цвет огня и страсти. Красный. Нет, не просто красный. Пламенеющий, горящий, чувственный.

И он поддался его чарам.

— Ты девственница, — повторил Диккан, словно пытаясь осознать и запомнить эти слова.

— Уже нет, — ответила Грейс с невероятным спокойствием. Она лежала, не двигаясь, ее волосы разметались по подушке, и она поспешно оправляла соблазнительный пеньюар.

И это еще одна причина, по которой он посчитал ее опытной искусительницей. Она вошла в его комнату в крошечном шелковом одеянии, которое постеснялась бы надеть даже Мина, а потом сама бросила ему вызов, как настоящая куртизанка. Да, она просила его остановиться, но потом молила продолжать. Она была возбуждена. Возбуждена еще прежде, чем он прикоснулся к ней, и она испытала оргазм. Она так громко кричала, что ее могли услышать в кухне четырьмя этажами ниже. Такое никогда не бывает с девственницами.

Диккан раздраженно потер лицо ладонями, словно пытаясь стереть остатки опьянения.

— Прости.

Он не мог смотреть на Грейс. Заметив, что все еще возбужден, он запахнул халат и завязал пояс тугим узлом.

— Но ты недоволен, — с чуть заметной грустью в голосе ответила Грейс. — Не вернешься ко мне?

Он уставился на нее.

— Ни один джентльмен…

Но Диккан не закончил фразы. Ему была отвратительна мысль о том, что он только что обошелся с Грейс, как с дешевой шлюхой. Да, он был искушенным человеком, но у него были свои правила. И одно из них состояло в том, что нельзя посвящать целомудренную женщину в мир чувственных наслаждений подобным образом. Он даже не поцеловал ее. Он просто…

— Прости, — повторил Диккан, отступая назад.

Грейс удивленно взглянула на него.

— Разве мы не должны закончить начатое?

— Нет, мы закончили. С тебя довольно.

Но Грейс заметила бугорок под его халатом.

— Прошу тебя, Диккан. Не превращай все в мелодраму. Мы знали, что это будет неловко. Но если не попытаться снова, наш брак обречен.

Она была права. Диккан опять потер лицо. Глубоко вздохнул. Конечно, если он подождет еще немного, то от его желания не останется и следа. Но у него возникло странное подозрение, что это еще больше оскорбит ее. Поэтому он кивнул в ответ. Она откинулась на спину. Диккан забрался на кровать. Чуть приподняв край ее пеньюара, чтобы видны были ярко-красные волосы, он устроился между ног Грейс. Закрыв глаза, оперся локтями о постель и принялся за дело.

Диккан ненавидел себя, но, кажется, начав, уже не мог остановиться. Когда все было кончено, он поразился силе своего оргазма. Он закричал, откинув назад голову. И когда наконец упал на Грейс, касаясь лицом ее шеи, то понял, что она не такая уж и бесформенная, как он думал вначале.

Правда, было уже слишком поздно. Он выбился из сил, сгорал со стыда и был возмущен. Почему она не оказалась такой похотливой, как он предположил вначале? Теперь он никогда уже не сможет делать с ней тех порочных вещей, о которых мечтал.

Странно, но он покраснел. Диккан Хиллиард, мистер Совершенство, только что вел себя, как грубый преступник, с женщиной, заслуживавшей лучшего. Но чего она могла ожидать, покрасив свои лобковые волосы в цвет греха? Он перекатился на спину и теперь лежал, глядя на потолок.

— Где ты научилась красить волосы? — спросил он. — В Индии?

Грейс молчала, но Диккан не смотрел на нее.

— Да, — наконец ответила она, — в Индии.

Он кивнул.

— Лучше тебе перестать это делать. Видишь, что случилось.

Ответом было молчание. Оно тяготило Диккана. Обвиняло его.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да, спасибо.

Он кивнул. Он не знал, что теперь делать. У него никогда не было в любовницах девственницы. Поэтому Диккан не знал, какие слова утешения захочет услышать Грейс. Пять дней он раздумывал над этим, но так ни к чему и не пришел.

— Тогда я ненадолго спущусь вниз, ладно?

Не ожидая ее ответа, он вылез из постели и надел брюки. И даже не взглянул на свою жену, которая по-прежнему молча лежала посреди огромной кровати под балдахином.