— Могот быть, могот быть, — задумчиво, сразу помрачнев, покачал головой Борисов.

Сидоровский по этому самому «могот быть» понял сильное недовольство бывшего командира подводной лодки. Вспомнил, как экипаж в свое время боялся этой коронной фразы. Он не матерился, не кричал на подчиненного за допущенные нарушения, а тихо и угрожающе смотря в глаза провинившемуся, повторял: «Могот быть, могот быть». Черт знает, что он имел в виду! Может, таким образом сдерживал себя от скоропалительных решений, но подчиненные воспринимали это словосочетание как последующее за ним страшное наказание. А поняв, что преследования не будет, с еще большим рвением брались за дело.

— Давай, выговаривай свое несогласие, — решив сгладить нарастающее напряжение, первым начал Павел Петрович.

— Я бы не делал поспешных выводов по капитан-лейтенанту Баранову. Судя по всему, парень он горячий, как, кстати, и ты бывал по молодости. Помнишь ли? С другой стороны, лучше меня знаешь отрицательное отношение всех офицеров, да и простых моряков, к приказу об отдании на улице воинской чести. Смешно и стыдно походившим в моря корабельным офицерам первыми приветствовать девчушек-полковников из пресс-службы областной милиции! Ладно, хоть фээсбэшники не требуют дурного и несправедливого почитания своей значимости и превосходства перед нами. Накажем капитан-лейтенанта — сделаем «героем» на весь флот! Такая известность ему лишь испортит карьеру. А командир он перспективный. Именно его Куринов представил к назначению на должность старпома, взамен уходящему Чугунову. Сам-то командир идет на берег, батальонным в военный институт. И потом, не нравится мне поднимаемая шумиха вокруг корабля, только что убывшего на боевое задание! Вдруг это происки врага?

— Перед тобой был у меня начальник разведки, — встрепенулся адмирал. — Так вот, он докладывал о небывалой активности различной там иностранной агентуры. Пик ее приходится как раз на период выхода нашего корвета к острову Матуа. Понятно, саммит, правительство, международные организации, остров Русский.

— Странное задание получили. До сих пор мне непонятна истинная цель выхода корабля накануне правительственных переговоров по острову, — тихо, сам для себя, пробубнил Борисов.

— Ты вот что, навести в роддоме жену Куринова, — неожиданно попросил командующий. — Оказывается, семья лет десять не могла завести ребенка, но в этот раз она на предпоследнем месяце беременности.

В двадцать три тридцать в машине, отвозившей адмирала домой, раздался звонок правительственного телефона. Павел Петрович устало взял трубку, про себя ругая москвичей, думающих только о себе. Всегда звонят, как им удобно, не удосуживаются посмотреть на разницу во времени. Сигнал поступил от министра обороны. Голосом, как шипящее на сковороде масло, он спрашивал:

— Павел Петрович, как флот задействован в подготовке саммита?

Сидоровский поначалу не почувствовал подвоха в вопросе и решительно ответил:

— Никак, товарищ министр, разве что…

Закончить фразу не успел, замялся. Не находил подходящих слов, как обозвать письменный приказ, поступивший от начальника Генерального штаба, по направлению боевого корабля к острову, да еще со спецгруппой. Министр почувствовал нерешительность подчиненного.

— Вы чей приказ выполняете, направив судно к острову Матуа, и с какой целью?

Павел Петрович растерялся не от вопроса, а от «гражданского языка» министра. Конечно, сообразил, речь идет о корвете, но неужели в Москве не знают, зачем на корабль направлена спецгруппа с «грушником» из самого центра? О группе министр не спрашивает, значит, ничего не знает о задании. Как такое возможно, чтобы министр не знал, что творит начальник Генерального штаба? Влип в историю!

— Товарищ министр, корвет «Дерзкий» направлен к острову по указанию начальника Генштаба. Вышел из базы пять часов назад. Расчетное время прибытия в точку — три утра местного времени. Уже сегодня. Цель экстренного выхода — наблюдение за воздушной и морской обстановкой в районе Курильских островов, — доложил, и как рукой сняло груз, нависший над душой. С облегчением похвалил сам себя за выход из ситуации со спецгруппой — не знает министр о таком задании, пусть об этом скажет сам начальник его же штаба.

— Приказываю, дабы не напрягать международную обстановку вокруг Владивостокского саммита и не срывать тем самым важные государственные соглашения, немедленно вернуть судно в базу!

— Есть, товарищ министр обороны, будет исполнено, — вырвалось само собой предательски-угодническое.

Опомнился адмирал, когда короткие гудки оповестили о завершении телефонного сеанса. Он стал растерянно размышлять о способах выполнения команды старшего начальника, перебирал один вариант за другим. Отозвать корабль возможно, но тогда нарушится режим радиомолчания, а значит, и скрытность. Лучше оставить решение вопроса до утра, предупредить начальника Генштаба о возникшей проблеме, пускай он принимает окончательное решение.

Больше всего беспокоила совсем другая задача: как запросить у министра письменный приказ, чтобы прикрыться перед начальником Генерального штаба? Сидоровский чувствовал себя, как кусок плавленого железа между молотом и наковальней. Деваться некуда! Играющих по интересам в столице много, а исполнитель он один. Каждому не угодишь. Посмотрел на часы — около часа ночи. В Москве уже восемь утра. Понимал, чем больше задумывается, тем сильнее запутывается.

Машина остановилась у подъезда дома. Дождь слегка накрапывал, ветер снова усиливался. Приметы говорили о повышении давления и ослаблении циклона. Обычно за ветром следует проливной дождь, и море успокаивается. Как разрядилось томительное ожидание циклона, так нашелся выход, казалось, из безвыходной ситуации. Адмирал вспомнил главу Общего дисциплинарного Устава Вооруженных сил, где скрывался нужный ответ, как поступить в данной ситуации. Сначала следует доложить непосредственному начальнику об отмене его приказа вышестоящим начальством, далее выполнять команду министра о срочном возвращении на базу. «И волки сыты, и овцы целы», — довольный своей находчивостью, направился Павел Петрович в теплый подъезд «виповского» дома.

Рано утром, через пять часов, как раз столько времени ему хватило, чтобы выспаться, он доложил начальнику Генерального штаба о разговоре с министром. Его ответ для адмирала, требующего от подчиненных соблюдения обязательной иерархии служебных отношений, оказался неожиданным.

— Благодарю за доклад, Павел Петрович, — так отметил его уважительный поступок к руководителям начальник Генштаба. — Не хотел тебя впутывать в историю, да, видно, придется. Диспозиция проста, как мир. Я тебе ее подскажу, а чью сторону выбрать, решай сам. Не по телефону, а через моего представителя. Он тебя сегодня найдет сам. Единственная просьба, как к русскому адмиралу, затяни, насколько возможно, убытие корабля с острова. Предоставь возможность моей группе сделать свое дело. Честь имею!

«Второй день с честью воинской творится чертовщина. Не отдают воинской чести на улице старшим начальникам, зато бравируют ею в телефонных разговорах. Может, задумали государственный переворот, прикрываясь той же честью офицера?» — в сердцах сделал неутешительный вывод командующий.