Нависла тягостная тишина. Понимали, начальник не просто думает, а принимает судьбоносное решение, от которого зависит благополучие личное и окружающих его людей.

Вдруг с треском сломанного сухого сучка в молчаливом лесу раздался его агрессивный голос:

— Докладываю министру об отзыве корабля с поправкой на шторм. Куринову телеграфируй от моего имени вернуться срочно в базу, не подвергая корабль опасности в условиях шторма. То есть пускай пережидает основную амплитуду непогоды у своего острова.

— Соломоново решение, — одобрил начальника Борисов, с полуслова поняв гениальную задумку начальника.

— А то! — легонько стукнул ладошкой по глобусу довольный командир, отчего шарик бешено завертелся.

Борисов поднялся с места и остановил его вращение, испугавшись, что сорвется с пластиковой оси.

— Товарищ командующий, Павел Петрович, позвольте для разрядки случай из службы, — взбодрился и Кротов.

Адмирал в знак согласия бесшабашно махнул рукой.

— Дело было в Камрани. Вьетнам, год 1987-й. Командование нашей военно-морской базы поставило задачу очистить от гудрона плац перед зданием штаба, где должны проходить построения личного состава. Американцы же перед своим бегством зачем-то залили его гудроном. Командир совместной бригады надводных кораблей и подводных лодок капитан первого ранга Деревянко поставил задачу командирам за сутки очистить. Оказалось, америкосы от жадности залили громадное количество автоматных патронов, чтобы вьетнамцам, значит, не досталось. Две недели отдирали патроны от гудрона и набили ими более ста ящиков. Поджигать же гудрон нельзя было. Работа принесла неожиданный идеологический эффект, о котором и не подозревало наше командование. Империалистов вдруг стали жгуче ненавидеть.

…Прощались уже старыми знакомыми, почти единомышленниками.

Друзья, выйдя из кабинета командующего, отправились в роддом. По дороге в салоне машины Кротов спросил о судьбе общего знакомого, заместителя командующего по воспитательной работе.

— Ты разве не знаешь? — удивленно и даже обиженно ответил вопросом на вопрос Борисов. — Уволился по очередным оргштатам. Замучили воспитателей. Их то набирают, то сокращают, было время, совсем отказались от слова «воспитывать». Девчушек набрали на должности психологов, а через девять месяцев отменили нововведение, все психологички забеременели.

— Ничего не поделаешь, природа, — хохотнул в ответ Кротов, сквозь заднее стекло машины с интересом разглядывая спешащих на работу людей. У большинства сосредоточенные или безразличные лица, как будто не успели позавтракать.

— Наш-то знакомый воспитатель успел контр-адмирала получить, прежде чем уволился на гражданку, — продолжил прерванный разговор Борисов. В его голосе чувствовались обида и сострадание. — Не нашел себя в рыночной жизни, болтается без дела по городу. Пьет, даже, говорят, морской кортик продал за бутылку. А чего ты вдруг его вспомнил? Да и день следует с позитива начинать!

— Помнишь, в начале девяностых по три месяца денежного довольствия не платили? — ответил Кротов.

— Как же! Бутылки из-под пива сдавал. На вырученные деньги покупал хлеб. Консервы-то в пайке выдавали исправно, а монеты не было.

— Пришел как-то с недельного отсутствия домой, — продолжал Кротов. — В море отрабатывали курсовую задачу Л-3 с ракетной стрельбой. Вымотался и устал как собака. Жена и ребятишки спят. Поздновато пришел, торопился, даже пистолет не сдал. Как он у меня оказался, и не помню. Никогда оружие не брал домой, а тут угораздило. Разделся тихо на кухне, чтобы не будить. Дай, думаю, хоть чаю попью с мороза. Полез в холодильник за маслом, а там записка на консервной банке. Читаю: «Детей не буди, еле уложила. Они голодные. В холодильнике все, что у нас осталось на завтрак. Денег нет три дня». Аж дыхание перехватило от отчаяния и своей вины. Как я тогда не застрелился? А ведь такое желание возникло! В итоге утром пошел в «политотдел» к нашему общему знакомому. Тот поддержал, успокоил и прямо из портмоне вытащил рублей сто. Потом, говорит, отдашь, а у самого, наверное, были последние. Так я ему эти сто рублей и не вернул. Увидеть бы его, долг отдать с процентами! Настоящий политработник! Добрых и порядочных жизнь ломает в первую очередь.

— Несчастье закаляет мужественных, — многозначительно буркнул Борисов, имея насчет пьянства особое мнение.

— Куда нам, философам-якутам, — парировал Кротов.

Машина подкатила к красному подъезду здания роддома номер один. Мелкий дождь настойчиво и монотонно стучал по асфальту и крышам домов.

— Надолго зарядил? — выходя из машины и ежась от острого холода, спросил Алексей.

— У нас погода непредсказуема, чилима. Одно радует — циклон, похоже, прошел мимо, разбился о Курильские острова. Вот там-то нашим ребятам сейчас не сладко приходится, — ответил Борисов, опережая товарища и с трудом открывая намокшую дверь больницы.

Друзья зашли в приемное отделение роддома. Белизна стен и потолков, мягкий дневной свет после сырой улицы создавали впечатление нереальности. Сравнение жизни с другим миром усилилось при виде выплывающего навстречу человека в белом халате. Шел, как космонавт по Луне, — тяжело поднимая ноги и опускаясь на пятки. Кротов сразу узнал обладателя особого «космонавтского» шага.

— Господин подполковник, здравия желаю, — любезным тоном обратился он к ничего не подозревающему следователю прокуратуры. Тот неприязненно покосился в его сторону и поплыл в своей невесомости дальше.

— Второй день во Владике, а кругом знакомые, — доброжелательно подметил Борисов, продолжая двигаться за дежурной сестрой.

— Вчера, после пятнадцати часов дня, наблюдал замечательную картину, как капитан-лейтенант в ответ на замечание этого самого подполковника ткнул его пальцем в живот и пустился бежать. Прямо через проезжую часть. Дерзкий парень! А перед этим я одолжил офицеру десять рублей для покупки диода. Он спешил на улисский топливный причал, где его ожидал корабль. Сдается мне, он, как и я, ракетчик.

— Офицер этот с корвета «Дерзкий», и звать его Баранов, командир ракетно-артиллерийской боевой части, — таинственно проговорил вице-адмирал, а про себя подумал о ценном свидетеле в лице Алексея Кротова и про чудесное совпадение.

Сам Алексей не обратил на его слова никакого внимания. Он-то не читал жалобу военной прокуратуры и не мог знать вердикта командующего флотом.

Возле белоснежной двери больничной палаты с минуту постояли. Поправив на плечах серые халаты, друг за дружкой зашли в комнату. По бокам стояли две кровати с установками для переливания крови.

Занята оказалась одна кровать из трех, на которой сидела в белой застиранной сорочке беременная женщина. Уткнувшегося в колени лица не было видно. Черные волосы, модно подрезанные по самую шею, еще не растеряли первоначального шика.

Мужчины сейчас чувствовали себя, как футболисты в библиотеке. Им бы по полю бегать, а предлагают выдавать книги их же зрителям. Неудобно и смешно.