Хрякин. Алла! Что за фокусы, мать твою?

Алла. Фокусы только от вас, Николай Ильич. (Гладит себя по животику.) Через шесть месяцев увидим, что за фокус родится? Может даже трехголовый. (Смеется.)

Хрякин сжимает голову ладонями и стонет. Задом пятится к самолету. Толпа напирает. Хрякин становится перед толпой на колени. Толпа плюет в него и смеется. Хрякин поднимается, хватает за руку Аллу и тащит ее к трапу.

Алла (пищит). Николай Ильич, куда мы? Куда?

Хрякин. В ад. Самое место….

Алла в истерике, но Хрякин вталкивает ее внутрь салона и входит сам. Самолет взмывает ввысь и летит над городом.

В это же время байкеры сваливают памятник Туполеву. В тот же момент падает и самолет Хрякина.

На свалке догорают обломки самолета. Вокруг черепки разбитых памятников, над ними кружит воронье.

Черный кот Бегемот лапой срывает этот финальный кадр, словно вырывает страницу из книги и произносит полуутвердительно-полувопросительно:

ЭТО — НЕ ВАША ИСТОРИЯ?

Глава 8

Как только Григорич произнес последнюю фразу, точнее, вопрос кота Бегемота, Кира с Ирочкой в один голос воскликнули:

— Суперская сказка получилась.

— Но очень уж мрачная, — с легким скепсисом добавила дегтю Рита.

Впрочем, ее сейчас больше занимали дела семейные, поэтому сценарий она слушала в пол-уха, постоянно пребывая на телефонной связи с дочерью.

— Бедный дядя, — пропищала сердобольная Ирочка, имея в виду несчастного Хрякина.

— Сам виноват, — возразила всегда прямая Кира. — Не надо было трогать прошлое. Опасно для жизни.

— Опасно, — подтвердил Григорич. — Увы, прошлое — фундамент человека и крепость замеса каждому из нас всю жизнь приходится проверять на прочность. Хорошее или плохое твое прошлое, но от него уже никуда не деться. Хрякин попробовал и сами видите, каким стал.

— Очень злым и беззззз…. — скривила губки Ирочка.

— Бездушным! — нетерпеливо выпалила Кира. — А у меня тоже есть прошлое?

— Как тебе сказать… — задумчиво произнес Григорич. — У вас с сестренкой пока только все в настоящем. Но когда оно станет прошлым, не забудьте взять из него в будущее только самое лучшее. Ирочка забралась на коленки к Рите и попала в самые ласковые объятия на свете.

— Дедушка, а у бабушки хорошее прошлое?

— Ты ее любишь? — переспросил Григорич.

— Очень.

— Значит, хорошее.

Рита улыбнулась, и тут раздалась соловьиная трель из домофона. На благодушном лице Риты появился легкий румянец, а глаза выдали волнение — приехали Маша с Вованом. Все кроме Григорича побежали открывать дверь, а довольный проделанной работой сценарист принялся за вычитку очередного шедевра и уже обдумывал текст сопроводительного письма для киностудии.

Несомненно, Григорич верил в настоящий успех, но не успел он даже почту открыть, как из коридора донесся оглушительный вопль жены. Григорич метнулся на звук и только подбежал к двери, как та с силой распахнулась и в комнату влетела взбешенная Рита. Резким движением она захлопнула за собой дверь так, что даже задрожал хрусталь в буфете, закрыла ее на щеколду и бросилась на кровать. Отвернувшись к стенке, Рита стала сопеть, закашлялась и глухо зарыдала в подушку. Из семейного опыта муж знал, что его жену в такие моменты лучше не трогать — взорвется, а виноватым окажешься сам. Когда чуть спадет первая волна негодования и боли, от которой темнело в глазах и саднило в груди, Рита сама непременно выскажется, а пока Григорич сидел на краю кровати и терпеливо ждал. За стенкой настойчиво барабанила в дверь Маша и пыталась что-то нечленораздельно объяснить, но обиженная мать закрыла подушкой уши и не желала никого слышать. Из невнятных обрывков оправданий, тем не менее, Григорич начал понимать, что в общей суматохе вокруг продажи дома ящик с детскими фотографиями Риты якобы по ошибке снесли на свалку. Машу тогда больше заботило, куда девать мебель, посуду, книги и сколько за все это запросить. «А что фотографии? — легкомысленно решила она. — О них можно будет подумать и позже». Но не подумала, а после распродажи всего имущества довольная барышами Маша дала указание Вовану вывезти на свалку весь оставшийся в доме мусор.

Когда первые и самые удушающие спазмы обиды чуть ослабли, Рита прижалась к Григоричу и сквозь слезы прошептала:

— Это все, что у меня оставалось от мамы, понимаешь? Там всё, вообще всё моё…..моё…

Рита вновь глухо зарыдала, уткнувшись в грудь мужа.

— Как мне хочется…. — сжав кулаки, произнес Григорич.

Он ожидал, что Рита остановит его, вновь обвинит, что он ненавидит ее дочь, вновь начнет рассказывать, как тяжело Машенька ей досталась. Но жена не остановила, хотя прекрасно поняла, что Григорич имел в виду. В ее воспаленных от слез глазах застыл сизый туман, а в голосе холодно просквозило:

— Она вся в свою бабу Раю — мать моего первого. Та тоже как дело касается собственной выгоды, своего не упустит и плевать она хотела на чувства других.

Рита отстранила нежные руки Григорича, тяжело поднялась и неспешно подошла к зеркалу, стоявшему на комоде. Взглядом охватила пространство, схватила шпильку, нервно постучала ею по зеркалу, нахмурилась, затем открыла пудреницу, захлопнула крышку, проделала эти манипуляции несколько раз и застыла. Наконец, Рита взяла расческу и начала выделывать на голове немыслимые башни. В дверь постучали. Один. Два. Три удара. Проскулил голосок Ирочки.

— Открой, — холодно попросила Рита мужа.

Григорич отодвинул щеколду и в комнату в диком волнении вбежали их внучки. Дергая то дедушку, то бабушку за ноги и плечи, они наперебой щебетали, что мама не в себе, на всех кричит и приказала им сложить в мусорные пакеты весь их хлам, который собиралась позже выбросить. Не оборачиваясь, Рита холодно бросила:

— Вы что, не видите, чем я занята? Оставьте меня в покое! Все оставьте меня в покое навсегда!

Из груди ее стали вырываться хрипы, а губы на безобразном от гнева лице задрожали так, что внучки со страху ринулись из комнаты с криками:

— Злая! Злая!

Григорич встал, подошел к жене и слегка коснулся рукой ее плеча. Рита отдернула руку мужа и продолжала причесываться. Тот мялся, подбирая слова утешения, наконец, произнес:

— Мася, с другой стороны, старые фотографии обладают сильной отрицательной энергией. На них изображено много умерших. Я имею ввиду… Только пойми правильно, но моя мама тоже сожгла все старые фотки на всякий случай.

Григорич зажмурился, ожидая гневной тирады со стороны жены, но ее не последовало.

— Я понимаю, — тихо ответила Рита. — Просто так обидно стало. От родной дочери.… Теперь у меня не осталось прошлого. Ничего не осталось. И никого.

— А я? — растерянно спросил Григорич и