- Даже не поцелуешь? – прошептали пухлые губы в ожидании и Лада потянулась к нему, привстав на цыпочки, обвивая шею руками.

- Я уже говорил тебе. Наш договор – окончен, - жесткий голос заставил спуститься с небес на землю.

Елисею захотелось выругаться: почему женщины такие глупые и сложные? Почему им обязательно нужно что-то напридумывать в своей голове и вывернуть к чувствам, когда о них никогда не шло речи? Он этого в упор не понимал. Изначально их с Ладой отношения носили чисто договорной характер: никакой любви, никаких драм. Они встретились в Италии пару лет назад, где Елисей проходил обучение у знаменитого шеф-повара. Она была красива, мила, не раздражала, не навязывалась и являлась собой образцом спутницы в свет. К тому же, отличный секс. Неплохо для сына бизнесмена. А любовь? Да кто о ней тогда думал. Елисей Канарейкин считал, что такие вещи случаются с людьми крайне редко и оглядываясь вокруг, в том числе на свое окружение, лишний раз убеждался в собственной правоте.

Сейчас же все вдруг изменилось. Стоило таинственной незнакомке ворваться его жизнь вновь и что-то внутри запротестовало. Хотя Канарейкин был уверен, что протест уже звучал ранее в его подсознании, потому он так тянул с предложением и решил в начале познакомить Ладу с семьей, уже заранее зная, что отец и мать будут недовольны. Да что уж, вся семья будет против!

- Но я люблю тебя! – надрывно вскрикнула Лада, врываясь в его мысли и заставляя поморщиться. Осторожно стянув ее руки, зажал запястья в ладонях, глядя в большие глаза, готовые вот-вот разразится градом слез.

- А я тебя – нет, - тихо ответил, осторожно поглаживая ее руку, будто стараясь успокоить. Бесполезно. Нижняя пухлая губа девушки задрожала, и она всхлипнула громко.  Кто-то бы назвал это показушностью, но по-другому дочь Хроменко совершенно не умела. Ей казалось, стоит пролиться паре слезинок, и люди будут готовы пойти на все, лишь бы ей стало хорошо.

- Лада… - терпеливо начал Елисей, считая до десяти, прикидывая, сколько у него еще есть времени, дабы доехать до ресторана.

- Елисей! Ты не можешь меня бросить! – вновь взвыла девушка, цепляя длинными красными ногтями в кожаное изделие крутки, царапая то от отчаяния. Под ее расстегнутое розовое пальто пробирался ветер, обдувая легкое домашнее шёлковое платье, в котором она выскочила из дома за ним. Мимо прошагала парочка молодых людей. С интересом покосившихся на развернувшуюся сцену, отчего Елисею пришлось оттащить Ладу подальше к своему серому Бугати.

- Могу. Умею. Практикую, - вяло огрызнулся, начиная заводиться. Если по-хорошему не понимает, надо объяснять по-плохому.

- Лиса, - заревела сильнее Лада, тряхнув его и отчаянно взглянув в глаза. – Это глупо. Ради чего ты меня бросаешь? У тебя есть другая, да? Кто она? Ты мне с ней изменил? ЕЛИСЕЙ!!!

Прикрыв один глаз и чуть отодвинувшись, Лиса аккуратно отодрал пальцы Хроменко от себя, тяжело вздыхая и удерживая девушку на грани истерики за руки.

- Если бы я мог ответить тебе – я бы сказал, - признался честно, отворачиваясь и отпуская ее руки, нажимая разблокировку на смарт-часах, слыша приветственную речь бортового компьютера мужским голосом:

- Добро пожаловать, Елисей Павлович. Ваш маршрут построен.

- Спасибо, Гор, - отозвался Лиса, почти нырнув в приоткрытую дверь, но остановился, когда Лада рухнула на колени и ошарашенно уставился на нее, хлопая глазами.

- Пожалуйста, - выдохнула она, отчаянно всхлипывая и уже совсем не играя. – Не бросай меня. Я стану хорошей, правда. Понравлю… понравлюсь твоей маме… - Хроменко зарыдала, спрятав лицо в руках и Канарейкин тяжело вздохнул, оставляя открытую дверь, подходя ближе и садясь рядом на корточки. Он не сопротивлялся, когда Лада уткнулась ему в плечо, горько заплакав, только поглаживал по темным волосам.

- Я же... зна... дура… - с трудом выговаривала слова. – Но так… люблю.

Гламурные стервы только в романах с гордо поднятой шагают по головам и давят несчастных соперниц, а вы жизни такие девушки ничем не отличались от самых простых. Уж в этом Елисей был убежден, покачивая ревушую Ладу и задумчиво разглядывая голубое небо, пока, наконец, у нее не закончились слезы и пару раз некрасиво икнув, Хроменко отодвинулась, вытирая зареванное красное лицо, несмотря на идеальный влагостойкий макияж. Смотрела ему в глаза и понимала. Что никакие уговоры тут не помогут больше.

- Мне жаль, Лад, - тихо проговорил Елисей, обхватив ее плечи и чуть сжав. – Я виноват. Не надо было все это затягивать и тащить тебя к родителям. Ты бы не придумала невесть что. Пойму, если ты разозлишься или захочешь отомстить. Но только делай это мне, ладно? Не моей семье и близким. Только я виноват – мне и брать ответственность.

Отец ему всегда говорил: накосячил – прими и извинись. Исправь, что сделал, а затем шагай дальше. Потому что не ошибаются лишь мертвые.

Она вытерла сопли тыльной стороной ладони, отводя взор в сторону, а затем произнесла в ответ:

- Ты кого-то любишь?

Он опустил ресницы, рассматривая сквозь них мелкие камушки на асфальтированной дороге парковки и пожал плечами, не зная, что ответить. Собственно, Канарейкин и правда этого не знал. До этого дня, этой секунды совсем не задумывался, что по-настоящему чувствовал к той незнакомке или боялся признаться сам себе.

Возможно любит.

А может, это просто увлечение, приправленное ноткой таинственности и ничего особенно там нет.

Обхватив ладонями его лицо, Лада прижалась лбом к его лбу, тихо прошептав:

- Если ты все же узнаешь, расскажешь, какого это любить взаимно?

Может быть, она не такая уж глупая, как о ней думают люди. Елисей улыбнулся, кладя свои руки сверху, отвечая:

- Конечно. Хотя думаю, тебе повезет больше, чем мне. Может мой отец все-таки прав: я редкостный идиот.

Лада грустно улыбнулась, отпуская его и поднимаясь, несмотря на испачканные пылью колготки, по которым пошла стрелка и немного запылившееся пальто, а также опухшее от слез лицо. Вытерла осторожно остатки влаги, с ужасом принявшись приводить себя в порядок, вновь становясь самой собой. Лиса улыбнулся, прощаясь и почти запрыгнул в салон, когда услышал:

- Ты совсем не идиот, Елисей. Просто так быстро бежишь, что иногда за тобой не успеваешь угнаться.

В ресторане уже вовсю стояла суета. Народ носился с кастрюлями, тарелками и заготовками по цехам. Специально, для импровизации был отдельно за ночь разгребли цех для приготовления пищи. Основную часть меню пришлось готовить и оставлять на сохранение в специальных холодильных камерах, поддерживающий нужный температурный и влажный режим, дабы блюда оставались свежими, словно только приготовленными. Все, что осталось, являло собой либо продукты под легкие закуски, либо побросанную для антуража грязную посуду. Складывалось впечатление, что они готовились к киносъемкам кухонного блокбастера, никак иначе.

- Я сойду с ума, - сухими губами прошептала Алиса, оглядываясь вокруг, пока робот нарезал круги туда-сюда, убирая с глаз нужную посуду и то, что может серьезно пострадать, оставляя лишь то, что не жалко по заданной команде.