Все тайны Алисы - Светлана Полякова

Господи, какая же получается абракадабра!

Читать написанное было невыносимо. Будь на то Алисина воля, она начала бы все переписывать начисто, но… Сроки… Чертовы сроки, установленные «сверху»! Приключения-то получались до такой степени глупые, что удовлетворили бы даже самого наиглупейшего из читателей. «Да фиг с ними», — отмахнулась Алиса. Дело в другом. В словах. Она же раньше получала наслаждение, играя с ними, почему же теперь слова отказывались ей подчиняться? Стоило только сделать робкую попытку придать фразам осмысленность, они начинали бунтовать. То, что она писала сейчас, любой человек посчитал бы бредом. «Мир перевернулся, — подумала Алиса. — Почему они это читают? А почему они все время жуют «дирол»? Приметы времени, моя дорогая! Мыльные оперы и жвачка…»

— Может быть, я исписалась, — хмуро пробормотала несчастная Алиса. «Что за зануда, в самом деле?» — подумала она и написала это: «Что-за-зануда-черт-меня-побери…»

Как ни странно, фраза оказалась кстати и придала написанной белиберде смысл.

«Что за зануда, черт меня побери, — подумала Элайза, наблюдая за пальцами Роберта, — все мысли — исключительно о сексе, как будто больше думать не о чем…»

Алиса рассмеялась.

— Так вот и становятся концептуальными писателями, — прошептала она, потягиваясь, чтобы размять немного затекшую спину.

Больная спина — это профессиональная хворь писателей и программистов… Интересно, кто Алиса больше? Иногда ей начинало казаться, что мозг из головы уже давно вынули, поместили в маленькую стеклянную колбу до лучших времен, а вместо мозга вживили крошечный компьютер последней модели. Так что теперь внутри Алисы постоянно присутствовала Элайза. Алиса все чаще ловила себя на мысли, что она думает, как Элайза. Говорит, как Элайза. Вот только внешность не получалась такой же — а в сущности, внешность — это было то единственное, что Алиса у непроходимой тупицы Элайзы взяла бы с радостью.

«Да и то — зачем? Вся беда в том, что я не люблю своих героев… — призналась себе Алиса. — Я не люблю их, и поэтому они мстят мне. Они же не виноваты, что их создали на заказ…»

Алиса тихо пробормотала:

— «Ты их лепишь плоховато, ты их любишь маловато — ты сама и виновата, а никто не виноват»…

Грустно ей стало, обидно, и так захотелось, чтобы Элайза перестала быть надменной красавицей и приобрела нормальные человеческие черты… А мерзкий Роберт стал похожим на Лизиного Пафнутия… Такой рыжий, длинный, нескладный — и с настоящей любовью во взгляде, с постоянным страхом потерять свою Елизавету.

— Кому они такие нужны? — сказала Алиса. — Кто про это будет читать? Человечество, как всегда, хочет получить конфету в ярком фантике, и не важно, каково будет содержание.

Она посмотрела в окно. Туман властвовал над городом, туман пытался съесть город, как кит Иону. Туман съедал Алисины мысли, проникал внутрь, собирался проглотить и ее. Вместе с городом. Вместе с миром. «День был похож на старую, усталую шлюху», — написала она. И тут же стерла, сама испугавшись собственных строк. «Она шагнула к балкону, исчезая в темноте ночи, позволяя замкнуться на своей тонкой шее сладким объятиям темноты…» Это не нравилось Алисе, но нравилось «трем толстякам». Толстяки платили деньги, и бедняжка старательно изображала из себя «мастерицу любовных романов». То есть «переводчицу» бессмертных творений Сары Мидленд.

— Которой может и не быть, поскольку быть не может, — проговорила Алиса, задумчиво глядя на монитор, запечатлевший свидетельство ее маразма. Знали бы наши дамы, что Сара сидит в районе Девятой линии, в скромном старом особнячке — не путайте с нуворишскими! Рядом с компьютером — клетка с попугаем, на коленях — огромный кот Фаринелли, а на кресле мирно дрыхнет его престарелая мать, Леди Маргарет. Вот такая Сара Мидленд, причем если Сара не сдаст завтра новую «шедевру», придется жить на дедулину получку… Дедуля у Сары служил в храме священником, и его получка была скромной, как любой результат бескорыстного служения. Дедуля по этой причине смотрел на Алисины «греховные» писания сквозь пальцы. Иногда, впрочем, на него находила «стихира», и тогда он начинал робко рассуждать о «зарытом в землю таланте». «Де-ду-ля, — отвечала ему Алиса. — Пусть уж тогда Господь устроит так, что людям надоест читать всяческую бурду про Элайзу, ага?» На такое замечание обычно ни дедуля, ни Господь не отвечали. Справиться с публикой, желавшей узнать побольше о златокудрой красотке, они не могли.

«Раскинув руки, Элайза упала на диван, подумав: «Хорошо бы мне стать птицей, черт побери!» Птицей она стать не успела, поскольку обнаружила себя мирно лежащей на полу, и единственной мыслью, оставшейся в испуганном сознании, была: «Когда я успела так нализаться?»

Прочитав написанное, Алиса засмеялась. Кот поднял голову и уставился на нее с испугом: «Господи, да это у тебя в мозгах замкнуло, дорогая Алисочка!»

Конечно замкнуло, согласилась Алиса с легким вздохом. «Ничего удивительного, если учесть, что я сижу над этим любовным шедевром уже вторые сутки. В конце концов, я же все-таки не компьютер!»

— И не Сара Мидленд, — сказала она, стирая написанное. — И вообще, я исписалась. Я перевоплощаюсь на глазах в Тома Шарпа, чтобы спасти остатки разума!

Спасти остатки разума она могла только одним способом: включить хорошую музыку и сварить кофе. «Хорошая музыка» отчего-то созданию эротоманки Элайзы не способствовала. Дивная героиня хорошо писалась под попсовый аккомпанемент.

Ох, как же Алисе стало себя жалко! Бедная Алиса, дитя, старательно воспитанное на музыке Баха и Моцарта, потом полюбившее в тусовке хиппи «психоделический рок», должно включить «МУЗ ТВ» и вкушать «попс-гамбургеры», чтобы…

— Для создания «шедевры» масскультуры надо самой стать частицей массового разума, — пробормотала Алиса. — А вообще-то — есть ли он, массовый разум? Вот стадные чувства есть, я знаю… А — именно разум?

Она так и не смогла решить для себя этот вопрос. Для того чтобы заработать, Алиса должна была лишать себя собственного разума. Она прекрасно знала, что получает лишь четверть того, что платят издатели за постоянное насилие над ее, Алисиным, разумом. Как же ей это надоело!