Павел оторвал ягоду от виноградной кисти, лежащей в тарелке на журнальном столике, и бросил в рот. Заговорил задумчиво:

– Ну почему всегда все через заднепроходное отверстие? Я когда на похороны прилетел, подумал: раз приехал – поживу чуток на родине, дела недоделанные доделаю. Заодно вдохну аромат чахлых березок, грязных дорог… Все равно собирался, ну и… – он вздохнул и сделал глоток из стакана, – …опять все коту под хвост. Опять ты отравляешь мне существование.

– При чем тут я?! – крикнул Андрей.

– Какая разница…

– Паша, – Андрей смягчился. – А ты можешь уехать? Ну, временно, а? Пойми, если эти суки что-нибудь с тобой сделают, я же… Я себе…

– Ой, – сказал Павел. – Что «ты себе»? Вот рассмешил, заботливый братец.

– Что смешного?

– Ты не обо мне печешься. Тебе просто стремно, что у тебя появился «кукловод». А у тебя руки коротки его достать.

Андрей остановился, лицо его вспыхнуло.

– Разве не так, Энди? – невозмутимо сказал Павел. – Уж я-то тебя знаю. Бесишься, что не ты, а тебя кто-то контролирует. Тебя, великого и могучего! Ну признайся же.

– Давай без психотерапии, – сказал Андрей. – Можешь уехать на несколько дней? Не подождут твои дела?

– Не могу! – Павел даже подался в кресле вперед. – Я и так тут полтора года не был. Извини, но я никуда не уеду.

– Паша, ты не понимаешь – «кукловод» реальный псих. Я понятия не имею, какими ресурсами он располагает!

– Ну вот и займись выяснением, – отмахнулся Павел. – А не выпроваживай меня из родимой альма-матер! Из гнездышка-гнезда… Я, может, тут соками напитываюсь, энергетикой своих корней, да… Не веришь?

– Да иди ты! – буркнул Андрей. – Упертый баран.

– Ах, кто бы говорил, – хмыкнул Павел и бросил в рот еще одну виноградину.

Андрей сел в кресло напротив Павла и задумался. Нужно было что-то делать, как-то убедить этого тощего упрямого осла. Нельзя уйти и оставить этот участок своей территории незащищенным. Ведь эта сволочь сразу же туда ударит…

Зазвонил телефон Павла. Он снял трубку, сказал: «Але. А кто это?..» Потом умолк, брови его поползли вверх. Он открыл рот, но молчал, продолжая слушать собеседника. Взглянул на Андрея, и взгляд его был странный, дикий какой-то, и чем дольше он слушал, тем сильнее на лице его проступало выражение сначала ошеломления, а затем – страха.

Андрей замер, медленно вставая с кресла. Послышались гудки, Павел отнял телефон от уха, рука его бессильно упала на колено. Телефон выскользнул на ковер, и Андрей успел увидеть на экране, что номер был не из числа контактов Павла. Младший брат какое-то время сидел с каменным лицом, словно его ударили мешком по голове, потом скользнул взглядом по Андрею и уставился в угол номера в совершенной прострации.

– Что?.. – одними губами произнес Андрей.

Павел облизнулся и сказал каким-то извиняющимся тоном:

– Мама звонила…

Андрей хотел что-то выкрикнуть, но в рот словно вбили кляп. Мгновенно стало душно. В животе возник спазм.

– Мама… звонила… – повторил Павел и посмотрел на Андрея затравленно.

Андрей вновь обрел силы и заорал:

– Ты что несешь?! Какая еще мама?

Павел съежился и забормотал:

– Она сказала, что скучает… – Глаза его стали округляться. – Спросила, как я… как ты… столько лет… Сказала, что любит… Энди!!! – вдруг заорал он. – Мне страшно!

– Заткнись! – рявкнул Андрей и встряхнул брата так, что у того клацнула челюсть. – Дурак… Это все он, сука, он!.. Какая еще мама! С ума ты совсем сошел?!

– Это был ее голос! Я же помню ее голос!

– Это имитация!

Павел вырвался из хватки Андрея, замахал на него длинными своими руками, вжавшись в кресло.

– Откуда он… все знал? Как это так?!

– Я сказал, успокойся!

– Она назвала меня «мой бурундучок»… она всегда меня так называла… Помнишь, у меня была такая полосатая пижама? – забормотал Павел. – Еще сказала: «Пашка-Чебурашка…» Откуда?! – снова заорал он. – Откуда он это может знать?!

Андрей чувствовал, что ноги предательски немеют. Он не знал, что сказать Павлу. Брат схватил дрожащей рукой бутылку и налил с полстакана виски, махом выпил, стуча зубами по стеклу. Нужно было что-то сказать – и Пашке, и себе, чтобы не дать липкому, холодному страху завладеть ими и лишить их здравого смысла. Не дать, не дать…

– Может, я схожу с ума? – прошептал Павел. – Опухоль мозга или что там бывает… Вдруг я жертва галлюцинаций? Энди, тебе было слышно?

Андрей замотал головой.

– Я не знаю, как он это сделал! – выдохнул он. – Эта тварь бьет по самому больному! Но он заплатит!

Павел молчал, он уже откинулся на спинку, закрыв глаза и обхватив себя руками, словно замерзал. Андрей присел на подлокотник кресла, встряхнул Павла.

– Ну что ты? Не раскисай, прорвемся… – сказал он. – Подумай здраво. Ты же не веришь в мистику?

Павел вздохнул, открыл глаза, отхлебнул еще виски. Кажется, он стал успокаиваться.

– Действительно, Энди… Это же бред, правда? – Он с надеждой посмотрел на Андрея, и тот кивнул. – Я таких звонков больше не вынесу… Все долбаные нервы… Экология… Отчего я не уехал сразу, болван?

Павел тяжело, протяжно вздохнул, помял лицо, взял со стола сигареты и закурил. Поднялся, прошел к окну, постоял возле пыльного стекла, пуская дым в жалюзи. Поежился, взглянул на часы.

– Мне пора… ехать… – пробормотал он. – Давай позже созвонимся?

– Один момент. – Андрей помолчал, подумал. Перед глазами возник образ лысого Осипова. – Ты должен мне сказать…

– Что еще? – Павел продолжал смотреть в окно.

– Эта скотина дает понять, что вся его скотская игра связана с моим… с нашим прошлым. Это очевидно.

– И что это значит? – Павел развернулся и нахмурился.

– Пока не знаю, но узнаю. – Андрей пристально посмотрел на брата. – Скажи правду. Что случилось с мамой на самом деле? Это не был несчастный случай?

– Не понял, – холодно сказал Павел.

– Паша, не надо. Ты мне тогда сказал, что ничего не помнил из-за шока. Это потому, что папа так заставил? Ведь ты же должен помнить!

Павел смотрел на него не мигая.

– Я ничего не должен. Особенно тебе.

– Чего ты боишься? – давил Андрей. – Папы больше нет. Никто тебя не осудит за правду. Хотя бы через двадцать лет найди смелость. Я имею право это знать, слышишь?! – крикнул он. – Это не был несчастный случай?

– Это не был несчастный случай, – бесцветным голосом повторил Павел. – Полегчало?

– Это было самоубийство?